Статистике вопреки

Я же была спокойной и старательной, предпочитая на переменах тихо отсиживаться в стороне с очередной книжкой, взятой из библиотеки. Относились ко мне примерно так же: есть и есть. Это в средних классах мои акции заметно подросли, когда выяснилось, что у Вознесенской всегда можно списать. А пока… пока я наблюдала со стороны за происходящим, и даже наша первая учительница не уделяла мне особого внимания, ибо я никогда не создавала никаких проблем. Исполнительная, скромная, послушная... Это я сейчас, имея опыт общения с Женей и Тасей, понимаю, что с маленькой мной было явно что-то не то, ибо нормальным детям не свойственно такое поведение, но двадцать пять лет назад мне было вполне комфортно в своём маленьком мирке.

Недостаток общения вполне неплохо компенсировался горячо любящими родителями и… Лёшкой, который продолжал оставаться неотъемлемой частью моей жизни.

В стенах школы мы с ним особо не общались — слишком разные интересы, склонности, потребности… Зато после уроков я получала своего Орлова обратно. Из школы мы неизменно возвращались вместе, поначалу выслушав кучу шуток на тему “тили-тили-тесто”, но со временем все привыкли к нашей странной дружбе и воспринимали её как нечто само собой разумеющееся.

Долгие годы наша квартира была для Алексея Игоревича политическим убежищем. Обычно после уроков ему неизменно надлежало прямой наводкой идти домой и помогать тёте Свете, которая буквально разрывалась между погодками Катькой и Сёмкой, освобождаясь лишь под самый вечер, когда на пороге появлялся усталый и вечно хмурый отец. Время обычно было позднее — особо не погуляешь. И что оставалось делать малолетнему пацану, желающему хоть немного разнообразить своё бытие? Правильно, выходить на лестничную площадку и звонить в дверь напротив.

Мои родители всегда радовались ему, встречая как своего. Папа по-взрослому пожимал тощую мальчишечью ручонку и очень серьёзным тоном интересовался:

— Как дела, Алексей?

Алексей же расправлял свои плечи (из-за своего не по годам высокого роста, он вечно сутулился) и так же официального отвечал:

— Всё идёт по плану, Борис Игнатьевич.

По какому плану — никто из нас не знал, даже сам Орлов, просто цитировавший Егора Летова и его "Гражданскую оборону", долгое время звучавшую из каждого угла.

Мама кормила всех нас ужином, а потом я делала с Лёшкой уроки. Он не был глупым, но и особым прилежанием никогда не отличался. Поэтому львиная часть, скорее всего, просто бездумно списывалась бы у меня, если бы не мой папа, следивший за нами краем глаза и имевший глубокую убеждённость в том, что хорошее образование — залог всему. Поэтому  списывать в открытую Лёшке всё-таки не позволяла совесть, зато у меня появлялась возможность немного поиграть в учителя. В эти моменты я прям расцветала и, как казалось мне самой, блистала. Сейчас смешно, а вот тогда это был мой самый звёздный час.

— Алькатрас, тебе мозги не жмут? — тяжко вздыхал сосед в те моменты, когда я пыталась упросить его решить ещё и задачи со звёздочкой.

— Алёшенька, ну пожалуйста, — ныла в ответ, — ну давай хотя бы парочку? Я тебе всё-всё объясню.

— Ты изверг! — театрально заламывал он руки, но на уговоры неизменно соглашался.

И я с настойчивостью самого настоящего маньяка (не зря же в них хороша принципиальность!) мурыжила его ещё полчаса, пока изнасилованный мною орловский мозг не начинал окончательно сбоить.

Когда к Лёшкиной огромной радости с домашним заданием было покончено, нам разрешалось играть. И вот тут мы оба стопорились, не понимая, чем таким занять себя, чтобы было интересно обоим. К счастью, однажды на помощь пришёл мой папа, открывший нам мир настольных игр. Наверное, не счесть, сколько вечеров было проведено нами за очередной партией в монополию. Орлову нравилась идея зарабатывания денег, меня же больше интересовали стратегии. Отсюда он всегда брал азартом, а я — планированием, отчего счёт победам у обоих был примерно на равных.

И пусть в школе мы почти не общались, всё равно старались держать друг друга на виду, приходя на помощь в самые нужные моменты.

Я всеми силами тянула его на контрольных, а он неизменно заступался за меня всякий раз, когда того требовала ситуация. Не то чтобы меня кто-то особо стремился обидеть, одноклассники, достаточно быстро привыкнув к моим странностям, не особо цеплялись к тихому ребёнку с пристрастиями ботаника. Но порой находились отдельные выдающиеся личности, избиравшие меня в качестве цели для своих нападок. В принципе, я и сама могла бы ответить, сказать что-то по-настоящему обидное мне было не так уж и сложно, но спящий в Орлове гусар свято верил, что Алю трогать нельзя.