Статистике вопреки

Про судьбу, что постигла мой многострадальный завтрак, упоминать я не стала, отделавшись неопределённым выражением лица.

— Тогда собирайся, мы идём ужинать, — тоном, не терпящим возражений, сообщил мне Алексей Игоревич.

— Ну уж нет, — замотала я головой. — Я уже сходила. До сих пор с последствиями разбираемся!

На моё последнее замечание он неожиданно громко засмеялся, демонстрируя, что с чувством юмора у некоторых всё в порядке.

— Заметь, в прошлый раз всё вышло очень неплохо, — со всей присущей ему наглостью заулыбался Орлов. — По крайней мере, насколько я помню, тебе понравилось.

Прозвучало пошло и… до неприятного правдиво. Пришлось отбиваться своим принципиальным:

— Да пошёл ты! Меня дети дома к ужину ждут.

Лёшка не обиделся, продолжая улыбаться с этой своей дурацкой ямочкой на щеке. Пришлось сделать вид, что его здесь нет, и с гордым видом начать собираться домой. Самым сложным оказалось переобуть рабочие туфли на уличные сапоги, ведь хотелось, чтобы красиво и элегантно. В итоге я со своей грацией картошки едва не навернулась, прыгая на одной ноге по кабинету в попытке застегнуть предательски заевшую молнию.

Поймать меня поймали, не упустив возможность вскользь облапать во всех стратегически важных местах, за что тут же получили нехилый такой пинок в коленку. Лёшка тихо взвыл, но вместо того, чтобы отпустить, лишь сильнее вцепился в меня, а если учесть, что мы оба в этот момент изображали цапель (у меня — сапог, у него — колено), то мы с ним по прямой наводке полетели прямо вниз, на пол.

Грохот вышел славный, словно упали не мы с Орловым, а целый шкаф со всеми документами, что возвышался вдоль стены моего кабинета. Мне повезло в одном: летела я сверху на Лёшку, что заметно смягчило моё падение. А вот ему повезло меньше, и хорошенько приложившись головой об ламинат, он застонал, одной рукой схватившись за затылок, а второй продолжая придерживать меня в области задравшейся юбки.

— Вот! Это тебе возмездие! — с чувством глубокого внутреннего удовлетворения заметила я.

— Позволь узнать, за что?

— За всё!

— Боже, Вознесенская, ты такая конкретная! Вот требуешь от меня конкретных условий задачи, а сама… изъясняешься похуже любого гуманитария.

И конечно же, он прекрасно знал, чем меня можно зацепить. Попранный во мне математик тут же решил устроить бунт и гневно запыхтел, пытаясь придушить эту лохматую сволочь, что разлегся посреди моего кабинета. Но "сволочь" отчего-то бояться не желал, лишь ржал как конь, на любую мою попытку прибить его.

Примерно в таком виде нас и застала Верочка на пару с Корноуховым Константином Олеговичем, моим “любимым” проректором, который впервые (клянусь!) лично решил посетить мой скромный деканат.

Картина маслом: мы с Орловым на полу, он ржёт, я пыхчу, один сапог я в пылу битвы потеряла, где там у меня юбка — лучше не видеть, где Лёшкины руки — лучше не знать, ну а Верочка с проректором стоят в дверях, синхронно склонив головы вбок, наверное, чтобы ракурс был лучше.

— Ой, — наигранно пискнула Вера, крайне халтурно изображая удивление.

— А что это мы тут делаем? — не забыл вставить свои пять копеек Корноухов. Причём это было настолько похоже на Таську, что даже Орлов умудрился шепнуть мне на ухо:

— Слушай, ты свою мелкую, часом, не от него родила?

Я бы его точно убила, если бы в этот самый момент моя психосоматика, маскирующаяся под токсикоз, не решила напомнить о себе очередным приступом тошноты.

Всё, что я смогла сделать, это успеть подскочить на ноги и, как была, в одном сапоге, убежать в сторону туалета, зажимая рот ладонью.

Юбка так и продолжала изображать из себя мини.

***

К счастью, на этот раз обошлось без бурных душевных откровений с фаянсовым другом. Немного помедитировала над раковиной, прикидывая возможность утопиться в ней, однако оставлять детей сиротами стало жалко: как-никак девочки были не виноваты, что у их матери от рождения снаряд в голове и филейная часть вечно в огне. Умывшись холодной водой, попутно смыв половину макияжа, я поплелась обратно, хромая на одну ногу из-за отсутствия сапога.

Вся троица обнаружилась в деканате, хорошо ещё, что девочки-диспетчеры уже ушли домой. Верочка с самым невинным видом порхала над бумагами, раскладывая их ровными стопочками по цветным папочкам, зато Орлов разговаривал с Корноуховым, причём настолько по-свойски, что создавалось впечатление, что эти двое знали друг друга как минимум половину своей жизни (на всю жизнь могла претендовать только я). Когда зашла в свой кабинет, Лёшка как раз сказал что-то особенно смешное, вызвав приступ хохота у нашего проректора.