Статистике вопреки

Стараниями мамы я выглядела вполне прилично, она всегда беспокоилась о моём внешнем виде. И пусть вещи никогда не отвечали последним модным тенденциям и не имели ярлычков  популярных брендов, в отсутствии чувства вкуса мою маму всё-таки обвинить было нельзя. Но, несмотря на это, почувствовать себя привлекательной девушкой, а уж тем более загадочной “женщиной”, у меня никогда не выходило. Вернее, я об этом даже и не задумывалась, воспринимая себя в первую очередь как личность, а уж потом как всё остальное.

Кто такую захочет. Слова Суркова никак не желали идти из головы, порождая панику и острое желание сделать хоть что-нибудь. Справляться с проблемой, как всегда, решено было со всей обстоятельностью.

***

На часах было уже часов одиннадцать, когда я стояла в подъезде и звонила в соседскую дверь. Открыла тётя Света.

— Альбина? Что-то случилось?

— Э-э-э, нет. Всё в порядке.  А Лёша дома?

Мать большого семейства окинула меня озадаченным взглядом, словно видя все мои намерения насквозь, что заставило нервничать ещё сильнее. Звать Орлова не пришлось, он сам возник за спиной у матери.

— Альбатрос?

— Мы можем поговорить? Наедине.

Он глянул на мать, которая многозначительно хмыкнула (или мне так только показалось?), и, сунув ноги в тапки, вышел в коридор.

Спустя пять минут мы сидели у нас на кухне и размешивали горячий чай в кружках, звонко гремя ложками об их стенки. Пауза затягивалась, и я всё беспокойнее начинала ёрзать на стуле.

— У тебя что-то случилось, — в итоге заключил Лёша.

Неоднозначно пожала плечами, после чего, зажав руки в кулаки под столом, с нажимом предъявила:

— Помнишь, ты обещал, что всегда готов помочь мне?

— Да, конечно, — тут же подобрался Лёха. — Что я могу сделать?

 В этот момент он очень напоминал рыцаря, готового вершить любые подвиги. И я, глядя в его необыкновенные глаза, вдруг засомневалась в правильности своего решения. Лёша ободряюще улыбнулся мне, словно подталкивая к откровению. И я, затаив дыхание, как перед затяжным прыжком, выпалила:

— Переспи со мной.

Кружка с чаем полетела вниз, прямо на Лёшины бёдра и прилегающие к ним жизненно важные органы. Он взвыл, хватаясь за ногу и поспешно стягивая с себя штаны. Правда, наткнувшись на мой ошалевше-испуганный взгляд, застыл и рявкнул:

— Отвернись!

Став красной как помидор, я резко крутанулась на месте, едва не слетев с табуретки.

Пока Лёха за моей спиной, пыхтя и тихо матерясь, сражался то со штанами, то с краном, включая холодную воду, я сидела на месте и нервно кусала губу, мечтая лишь об одном — провалиться сквозь землю. Неужели я действительно предложила ему заняться с... сексом?

Всё моё напускное спокойствие улетело в небытие, когда Орлов всё же вылетел из кухни в ванную, громко хлопнув дверью. Минуты через две я всё же решилась поскрестись туда:

— Лёш, может, мазь от ожогов?

Вместо ответа — опять ругательства и его командное:

— Штаны мне лучше какие-нибудь принеси!

Какой ранимый, однако...

***

Мы сидели в гостиной, расположившись по разным сторонам дивана, и сверлили друг друга красноречивыми взглядами.

Орлов отмер первый.

— Скажи, как тебе эта «светлая» мысль в голову пришла?

Я упрямо промолчала, скрестив руки на груди и не забыв обиженно хмыкнуть.

— Тебе не кажется, что мне следует знать, с чего я вдруг получил… такое предложение?

Он не издевался, но рвущееся наружу недовольство делало его речь крайне саркастичной, что лишь сильнее порождало во мне желание всё отрицать. В итоге я действительно надулась, что было в разы лучше, чем сгорать от стыда.

Лёшка, вновь одетый в папины спортивные штаны, сидел, широко расставив ноги и порой болезненно морщась (видимо, свежебланшированные ценности доставляли немалый дискомфорт). Задумавшись о масштабах последствий чайной церемонии, невольно уставилась на его промежность и тут же была поймана с поличным закашлявшимся Орловым, который схватился за диванную подушку, накрыв ею свои ноги.

Можно подумать, будто я его насиловать собиралась!

— Альбина, чтоб тебя… Ты меня пугаешь! — тем временем ругался на меня Лёха.

А я, вдруг представив, как это всё выглядит со стороны, громко расхохоталась, немного истерично, но всё равно весело. Он смотрел на меня, скептически изогнув брови, пока я окончательно не стушевалась под натиском собственных эмоций.

— Лёш, я… такая дура.

Рассказывать ему о случившемся оказалось гораздо тяжелее, чем приставать со всякими “непристойными предложениями”. При упоминании Суркова на душе становилось так склизко и мерзко, но всё равно несравнимо с тем разочарованием, что я ощутила по отношению к Петрову и Никифорову.

— Они идиоты, — в конце концов заключил Лёха, который с каждым моим словом всё больше и больше мрачнел, напоминая грозовую тучу, и совсем не ту, что из Винни-Пуха.

Я мотнула головой.

— Не могут все вокруг быть идиотами, это со мной что-то не так.

— Всё с тобой в порядке, — сказал с нажимом в голосе. — Просто ты другая… особенная.