Статистике вопреки

И пока мама приходила в себя, я не спеша прошествовала в свою комнату, покидала нужные вещи в сумку, приняла душ и отправилась в роддом. Наверное, это всё-таки был шок, потому что порывалась сделать это пешком, благо мама вовремя перехватила меня на середине лестницы.

Доставив меня до пункта назначения на такси и передав в руки дежурной бригады, Инесса Робертовна перекрестила меня и, чмокнув в лоб, отпустила с Богом. Я, верящая в науку и не верящая в удачу, незаметно от родительницы поморщилась.

Дочь родилась почти уже ночью, порядком измотав меня. Поэтому когда всё было окончено и мне на грудь положили на удивление весомого ребятёнка, я толком не чувствовала ничего кроме облегчения и слабо выраженного любопытства.

Я любила её — давно, сильно, щемяще и бескрайне… Но боялась признаться в этом даже самой себе, поскольку материнские чувства на тот момент слабо вписывались в мою систему мира.

Это придёт чуть позже. А пока мы с Женей лежали посреди родового зала, измученные и уставшие, до конца не зная, что же нам делать друг с другом.

***

Его пальцы дрогнули на моём запястье, сжав его чуть сильнее. 

— Я никогда не винил тебя в той истории с универом, — торопливо проговорил Лёша, пока я всё так же продолжала безучастно разглядывать потолок, что так подло не желал дать мне повод  отвлечься. — Катя и не говорила ничего. Если бы… — он чуть не вернулся к напряжённому разговору на кухне, но вовремя осёкся и попытался отшутиться. — Всегда знал, что её в детстве нужно было пороть.

— Да ладно, — поморщилась я. — Она ни в чём не виновата, всего лишь озвучила то, что для неё казалось очевидным.

“Или то, что ей сказали думать…” — решила, но не озвучила. К чему было ворошить былые обиды. Но Орлов упорно пытался найти смысл в случившемся, ему нужно было злиться на кого-то — на меня, на сестру, родителей…

— Маргарита, — неожиданно жёстко выдал мужчина, лежащий на соседней подушке. — Она-то каким образом в это всё влезла?!

Я закатила глаза, удивляясь тому, какими всё-таки мужики наивными бывают.

— Наверное, не смогла смириться с двухлетним расставанием.

Теперь была очередь Алексея Игоревича удивляться.

— Мы тогда не встречались.

Еле сдержалась, чтобы не засмеяться.

— Это как?

— Элементарно. То утро… когда она встретила нас с тобой у подъезда. Она приходила попрощаться. Долго ревела что-то о том, что любит меня, но два года… это слишком много. Она бы не дождалась, и мы оба это понимали.

Я наконец-то оторвалась от потолка и круглыми глазами уставилась на него:

— Тогда как тебя вообще угораздило на ней жениться?!

— Это было сильно потом, — попытался увильнуть он.

— О да! — не удержалась я от ехидства, чувствуя, как вновь начинаю закипать.

Так, ладно, нервничать нам нельзя. Потолок, смотрим в потолок. А может, всё-таки его покрасить?! Потолок. Не Орлова.

Лёша немного помолчал, продолжая наблюдать за мной. А потом как-то невпопад поинтересовался:

— Почему Женя?

Неуверенно повела плечом.

— Потому что красиво. Оно такое… сильное и самостоятельное, — я была не сильна во всех этих метафорах и объяснениях, но не говорить же ему, что почти весь первый месяц своей жизни наша дочь была без имени, потому что я всё никак не могла определиться, чего хочу.

Мама тогда предлагала множество вариантов, то отталкиваясь от нашей длинной родословной, изученной ею практически до десятого колена, то призывая меня ориентироваться на святки. Я же просто смотрела на маленького детёныша, что вошкался у меня под боком, и всё пыталась разгадать её. Как код. Отчего-то мне казалось, что он обязательно должен был у неё быть и что лишь сама дочь знала, кто она. На тот момент у меня в голове царствовала странная смесь из мыслей, знаний и, видимо, гормонов.

В конце концов я стала склоняться к имени Софья, в честь Ковалевской. Но сам факт наличия у меня дочери настолько был далёк… от всякой логики и нарушал все возможные вероятности, что я просто решила отключить свой мозг и отдаться воле случая. Имя Женя пришло как-то само по себе.

— Вознесенская Евгения Борисовна, — повторила я, — красиво же…

Орлов подавился, подпрыгнув на кровати, резко приняв вертикальное положение.

— Борисовна?! Ты дала им своё отчество?!

Он не то чтобы жаловался… ан нет, жаловался и возмущался.

— А чьё я им ещё, по-твоему, могла дать отчество?

Меня одарили красноречивым взглядом, высказывая всё, что обо мне думает обладатель карих глаз, после чего сам Лёша упал обратно на постель, в нервном жесте запуская руки в свои волосы:

— Я когда-нибудь перестану чему-нибудь удивляться?

Отвечать не стала, считая это уже не моей проблемой.

Лёша приходил в себя медленно, пытаясь найти внутри себя некий баланс между возмущением, гневом и… чувством вины.

— Ладно проехали. Ты не сказала мне про Женю, так как решила, что на тот момент это сломает мне жизнь. Хотя… Я не согласен! С Ритой я был или без неё… в армии или дома… я бы хотел знать, что у меня родилась дочь.