Статский советник

Уже знакомым путем Эраст Петрович поднялся по ступенькам в надстройку, постучал в дверь кабинета и, не дождавшись ответа, вошел.

Как и в прошлый раз, тонкие шторы в комнате оказались плотно задвинуты, а женщина на диване была в берете с вуалью.

Поклонившись, чиновник хотел сесть в кресло, но женщина поманила его:

— Сюда. Трудно шептать через всю комнату.

— Вы не находите все эти меры п-предосторожности чрезмерными? — не удержался Фандорин, хоть и знал, что злить хозяйку не следует. — Было бы вполне достаточно того, что я не вижу вашего лица.

— Не-ет, — прошелестела Диана. — Мой шум — шорох, шепот, шипенье. Моя стихия — тень, темнота, тишина. Садитесь, сударь. Мы будем тихо разговаривать, а в промежутках слушать молчание.

— Извольте.

Эраст Петрович сел вполоборота на некотором отдалении от дамы и попробовал рассмотреть сквозь вуаль хоть какие-то особенности ее лица. Увы, в комнате для этого было слишком темно.

— Знаете ли вы, что в кругу передовой молодежи вы теперь считаетесь интригующей личностью? — насмешливо спросила «сотрудница». — Ваше позавчерашнее вмешательство в операцию милейшего Петра Ивановича раскололо моих революционных друзей на два лагеря. Одни усматривают в вас государственного чиновника нового типа, провозвестника грядущих либеральных перемен. А другие…

— Что д-другие?

— А другие говорят, что вас нужно уничтожить, потому что вы хитрее и опаснее тупых ищеек из Охранки. Но вы не беспокойтесь, — Диана легонько тронула чиновника за плечо. — У вас есть заступница, Фирочка Литвинова, а у нее после того вечера репутация настоящей героини. Ах, у красивых мужчин всегда находятся заступницы.

И раздался придушенный, почти беззвучный смех, произведший на статского советника исключительно неприятное впечатление.

— Правду ли у нас говорят, что Ларионова казнила БГ? — пытливо наклонила голову Диана. — Прошел слух, что он был провокатором. Во всяком случае, наши его имени больше не поминают. Как у дикарей — табу. Он и в самом деле был «сотрудником»?

Эраст Петрович не ответил, потому что подумал о другом: теперь стало понятно, отчего Эсфирь ни разу не обмолвилась о покойном инженере.

— Скажите, сударыня, а известна ли вам особа по прозвищу Игла?

— Игла? Впервые слышу. Какова она собой?

Фандорин повторил то, что слышал от Рахмета-Гвидона:

— На вид лет тридцати. Худая. Высокая. Невзрачная… Пожалуй, всё.

— Ну, таких у нас сколько угодно. Я могу знать ее по имени, а по кличке ее зовут в конспиративных кругах. Мои связи обширны, мсье Фандорин, но неглубоки, до самого подполья не достают. Кто вам рассказал про эту Иглу?

Он снова не ответил. Пора было подбираться к главному.

— Вы необычная женщина, Диана, — с притворным воодушевлением заговорил Эраст Петрович. — В п-прошлый раз вы произвели на меня поистине неизгладимое впечатление, и я всё время о вас думал. Кажется, впервые я встречаю настоящую femme fetale, из-за которой солидные м-мужчины теряют голову и забывают о служебном долге.

— Говорите-говорите, — шепнула женщина без лица и голоса. — Такие речи приятно слушать.

— Я вижу, что вы совершенно свели с ума и Бурляева, и Сверчинского, а это весьма трезвые и серьезные господа. Они сгорают от ревности друг к другу. И я уверен, что подозрения обоих небезосновательны. Как изящно вы играете д-двумя этими людьми, которых боится вся Москва! Вы смелая женщина. Другие только говорят о свободной любви, вы же исповедуете ее всей своей жизнью.

Она довольно рассмеялась, запрокинув голову.

— Никакой любви нет. Есть человеческое существо, в одиночку живущее и в одиночку умирающее. Ничто и никто этого одиночества разделить не может. И в чужую жизнь влиться тоже никому не дано. Но можно поиграть в чужую жизнь, попробовать ее на вкус. Вы умный человек, господин Фандорин. С вами я могу быть совершенно откровенной. Видите ли, по призванию я — актриса. Мне бы блистать на сцене лучших театров, вызывая слезы и смех публики, но… жизненные обстоятельства лишили меня возможности использовать свой талант по прямому назначению.

— Какие обстоятельства? — осторожно спросил Эраст Петрович. — Вы имеете в виду высокое происхождение? Я слышал, вы принадлежите к хорошему обществу?

— Да, нечто вроде этого, — ответила Диана, помолчав. — Но я не жалею. Играть в жизни куда интересней, чем на сцене. С глупыми молодыми людьми, начитавшимися вредных книжек, я исполняю одну роль, с Бурляевым другую, со Сверчинским совсем третью… Я счастливее многих, господин Фандорин. Мне никогда не бывает скучно.

— Я понимаю различие между ролью нигилистки и «сотрудницы», но разве так уж по-разному нужно в-вести себя с жандармским полковником Сверчинским и жандармским подполковником Бурляевым?