— Это, впрочем, не столь важно. Существенно то, что его высочество ни в какие дела кроме парадно-представительских вмешиваться не будет, то есть не станет замутнять мистический ореол власти «доступностью и сердечностью». Практическая же, то есть истинная власть над миллионным городом достанется московскому обер-полицеймейстеру, каковым с сегодняшнего дня являюсь я. Знаю, что писать доносы и наушничать вы не станете, потому и почитаю возможным быть полностью откровенным.
Глеб Георгиевич взглянул на ордена собеседника и чуть поморщился.
— Я иногда увлекаюсь и, кажется, вас обидел. Вы должны меня простить. У нас с вами возник род глупого мальчишеского соперничества, и я не смог отказать себе в удовольствии подшутить над вами. Шутка получилась злой. Еще раз прошу извинения. Я знал о вчерашней депеше, в которой ваш патрон просил государя утвердить на должность обер-полицеймейстера вас. Долгоруковский секретарь, тишайший Иннокентий Андреевич, давно уже уловил, в какую сторону дует зефир, и сделался для нашей партии поистине незаменимым помощником. Но моя телеграмма легла на стол государю на полчаса раньше. Неужто вы подумали, что я после Брюсовского сквера и в самом деле спать пошел?
— Я об этом вовсе не д-думал, — сухо сказал Эраст Петрович, в первый раз нарушив молчание.
— Все-таки обижены, — констатировал Пожарский. — Ну виноват, виноват. Ах, да забудьте об этой шалости. Речь идет о вашем будущем. Я имел возможность оценить ваши незаурядные качества. Вы обладаете острым умом, решительностью, отвагой, а более всего я ценю в вас талант выходить из огня, даже не опалив крылышек. Я сам человек везучий и умею распознавать тех, кого опекает сама судьба. Давайте проверим, чья удача крепче, ваша или моя?
Он вдруг вынул из кармана маленькую колоду карт и показал ее статскому советнику.
— Угадайте, какая карта сверху, черная или красная.
— Хорошо, только положите к-колоду на стол, — пожал плечами Эраст Петрович. — Доверчивость в этой игре однажды чуть не стоила мне жизни.
Князь ничуть не оскорбился, а наоборот, одобрительно рассмеялся.
— Правильно. Фортуна фортуной, но нельзя загонять ее в угол. Итак?
— Черная, — не задумываясь, объявил Фандорин. Пожарский подумал и сказал:
— Согласен.
Верхняя карта оказалась семеркой пик.
— Следующая т-тоже черная.
— Согласен.
Вышел валет треф.
— Опять черная, — терпеливо, словно играя с ребенком в скучную детскую игру, сказал Эраст Петрович.
— Маловероятно, чтоб три раза подряд… Нет, пожалуй, красная, — решил князь и открыл трефовую даму.
— Так я и подозревал, — вздохнул Глеб Георгиевич. — Вы истинный баловень судьбы. Мне было бы жаль лишиться такого союзника. Знаете, я ведь поначалу счел вас субъектом хоть и полезным, но опасным. А теперь я вас больше за опасного не держу. При всех блестящих качествах у вас есть огромный недостаток. Вы начисто лишены гибкости, не умеете менять цвет и форму применительно к обстоятельствам, не способны сворачивать с намеченного пути на кружную тропинку. А стало быть, не подсидите и не воткнете нож в спину. Это искусство вы, конечно, уже не постигнете никогда, что меня вполне устраивает. Что же до гибкости, то тут я мог бы многому вас научить. Я предлагаю вам союз. Вместе мы сможем своротить горы. Речь пока не идет о какой-то определенной должности для вас, об этом мы еще договоримся. Мне нужно пока ваше принципиальное согласие.
Статский советник молчал, и Пожарский обезоруживающе улыбнулся:
— Хорошо, не будем спешить. Давайте пока просто сойдемся поближе. Я поучу вас гибкости, а вы меня — умению угадывать масть. Идет?
Фандорин немного подумал и кивнул.
— Отлично. Предлагаю перейти на «ты», а вечером скрепим и брудершафтом, — просиял князь. — Так что? «Ты» и «Эраст»?
— «Ты» и «Глеб», — согласился Эраст Петрович.
— Друзья зовут меня «Глебчик», — улыбнулся новоиспеченный обер-полицеймейстер и протянул руку. — Что ж, Эраст, до вечера. Мне скоро уезжать по важному делу.
Фандорин поднялся и руку пожал, но уходить не спешил.
— А как же поиски Грина? Разве мы не будем ничего п-предпринимать? Кажется, ты, Глеб, — не без усилия выговорил статский советник непривычное обращение, — говорил, что мы будем «строить козни»?
— Об этом не беспокойся, — ответил Пожарский с улыбкой Василисы Премудрой, говорящей Ивану Царевичу, что утро вечера мудренее. — Встреча, на которую я спешу, поможет окончательно закрыть дело о БГ.
Сраженный этим последним ударом, Фандорин ничего больше не сказал, а лишь уныло кивнул на прощанье и вышел вон.
По лестнице он спустился все той же понурой походкой, медленно пересек вестибюль, накинул на плечи шубу и вышел на бульвар, меланхолично помахивая цилиндром.
Однако стоило Эрасту Петровичу чуть удалиться от желтого здания с белыми колоннами, как в его поведении произошла разительная перемена. Он вдруг выбежал на проезжую часть и махнул рукой, останавливая первого же извозчика.
— Куда прикажете, ваше превосходительство? — молодцевато выкрикнул сивобородый владимирец, углядев под распахнутой шубой сверкающий орденский крест. — Доставим в наилучшем виде!