Статский советник

— Тем более, князь. — Я взял его сиятельство под руку и осторожно потянул к дороге — туда, где вдалеке догорали разбитые немецкие панцеры. — Не знаю, что вас так раздосадовало, но местным аристократам уж точно лучше не знать о наших…назовем это разногласиями. У них и так достаточно поводов для пересудов.

— Разумеется! — Оболенский понизил голос и зашипел, как змея. — Князь Горчаков неведомо откуда появляется в Меце, и уже через несколько дней на границе Франции и германского Рейха начинается черт знает что! Вы… что вообще случилось с российской делегацией? Где остальные — и где “Петр Великий”?!

— Дирижабль сбили примерно в полусотне километров от Кёльна. Немецкие аэропланы, — отозвался я. — Из всего экипажа и пассажиров уцелели… уцелел только я один. Солдаты прочесывали местность, но мне посчастливилось сбежать и встретить ее светлость герцогиню Эльзасскую из рода Водемон. Остальное вам, полагаю, известно.

— Более чем. — Оболенский вздохнул и покачал головой. — Но почему вы не вышли связь с посольством, князь? Мы смогли бы организовать ваш переход через границу… конечно же. Доставить в Париж.

— Где я тут же лишился бы всех возможностей, которые есть здесь и сейчас, — усмехнулся я. — Вы ведь не хуже меня знаете, какова была цель визита делегации ко двору французского императора.

— Цель… я бы сказал — невыполнимая задача, сударь! Своими действиями вы фактически уничтожили все, чего мы добивались почти два месяца. — Оболенский снова сердито оскалился. — Парижская знать требует немедленных действий, а сам император Жозеф просто в бешенстве!

— Отлично. Значит, все идет именно так, как нам нужно. — Я невозмутимо пожал плечами. — И уже совсем скоро война для Франции станет неизбежной.

— Откуда такая уверенность, князь? — огрызнулся Оболенский. — Нуждайся Жозеф в чем-то подобном, мне бы не пришлось…

— Позвольте не согласиться, ваше сиятельство. — Я покачал головой. — Разумеется, я прекрасно осведомлен об осторожности французского монарха… которую порой склонны называть нерешительностью. Но даже такой человек не станет отказываться от того, что само идет ему в руки. Особенно сейчас, когда мы побеждаем. Освободительная армия уже заняла почти все крупные города в Лотарингии и Эльзасе, а местная знать и наместники присягнули на верность герцогине. Через несколько дней мы наверняка доберемся до Саверна — и тогда дорога на Страсбург будет свободна!

— Может и так — но что потом, князь? Что будет, когда Каприви направит сюда настоящую силу? Весь этот… сброд, — Оболенский скосился на оставшихся далеко за спиной ополченцев, — расползется по домам, как только заговорят пушки. Ваших талантов вполне может хватить и на Саверн, и даже на Страсбург, но уж поверьте, Александр Петрович — уже в Штутгарте достаточно немецких солдат, чтобы заставить эту нелепую армию бежать, сверкая пятками, до самой французской границы!

— Значит, мы с вами должны заключить союз с Жозефом от имени его величества императора Павла до того, как это случится. Только и всего, — отозвался я. — На любых условиях. У меня… у нас есть подобные полномочия, Дмитрий Александрович, даю вам слово.

Оболенский шумно выдохнул через нос — и тут же притих. Не стал ни спорить, ни даже требовать доказательств, зато смотрел уже совсем не так, как несколько мгновений назад. Будто или вдруг начал воспринимать меня всерьез, или только сейчас задумался над моими словами… а то и вовсе испугался.

Отчасти я его даже понимал: российское посольство в Париже наверняка оказалось связано по рукам и ногам. Регламентом, обстоятельствами, всякими дипломатическими штучками и какими угодно подковерными играми — иначе Павел попросту не стал бы возиться с делегацией и уж тем более — со мной лично. Так или иначе, я в одиночку за какие-то две недели смог добиться большего, чем целый штат советников и атташе с самого начала войны. Неудивительно, что Оболенский имел на меня изрядный зуб… особенно с учетом крайней сомнительности моих действий, которую не стал бы отрицать даже мой собственный дед… Впрочем, нет: дед как раз и вовсе наверняка разнес бы меня в пух и прах.

И был бы прав.

— Так или иначе, наступление продолжится, Дмитрий Александрович, — снова заговорил я. — Джинн уже вылетел из бутылки, и затолкать его обратно не представляется никакой возможности… В сущности, от меня теперь зависит не так много. Сейчас — самый подходящий момент для союза Франции и российской короны. Жозеф не осмелится пойти против воли собственного народа — для него это почти наверняка станет политическим самоубийством. Но даже если по каким-то причинам это случится, — Я посмотрел Оболенскому прямо в глаза, — самый обычный мятеж на западе Рейха в любом случае будет в интересах российской короны. И за него будет отвечать ее светлость герцогиня. И я лично: перед его величеством Павлом Александровичем, перед Жозефом Бонапартом, перед канцлером Каприви… перед каждым жителем Лотарингии и Эльзаса и хоть перед самим чертом, если придется. Ваше сиятельство.