Статский советник

– Принимаю поздравления с благодарностью, – шутливо поклонился он. – Хотя, право, такая торжественность излишня. Прошу в кабинет. Я вам кое-что покажу.

Эраст Петрович не выдал себя ни единым жестом, но, случайно увидев в зеркале, как ослепительно сияют его ордена и золотое шитье на мундире, мучительно покраснел от постыдности своей ошибки. “Когда мир предстает совсем черным, благородный муж ищет в нем белое пятнышко”, пришел на помощь Мудрейший. Статский советник сделал усилие, и белое пятнышко тут же отыскалось: зато не придется председательствовать над народной трезвостью.

Ни слова ни говоря Эраст Петрович проследовал за Пожарским в обер-полицеймейстерский кабинет и остановился в дверях, не зная куда сесть – диван и кресла были закрыты чехлами.

– Не успел еще обустроиться. Вот, давайте сюда. – Пожарский сдернул с дивана белое полотно. – Телеграмма о моем назначении получена на рассвете. Но это для вас не самое главное. А главное вот: присланный из Петербурга текст для газет. Предназначен для опубликования двадцать седьмого. Долгорукому же направлен именной указ. Читайте.

Эраст Петрович взял телеграфный бланк с грифом “совершенно секретно”, заскользил взглядом по длинному столбцу, состоявшему из плотно наклеенных ленточек.

Сегодня, в высокоторжественный день рождения Его Величества Государя императора, Москва была осчастливлена великою, небывалою Царскою милостью: Самодержавный Повелитель России поручил первопрестольную столицу Своей Империи непосредственному попечению Своего Августейшего Брата, Великого Князя Симеона Александровича, назначив Его Высочество московским генерал-губернатором.

В этом назначении лежит глубокий исторический смысл. Москва вновь вступает в непосредственное общение с Августейшим Домом Русских Царей. Вековая духовная связь, соединяющая Верховного Вождя русского народа с древнею русскою столицей, принимает ныне тот внешний, осязаемый вид, который имеет такое глубокое значение для ясного сознания всего народа.

Ныне Государь Император признал за благо еще более возвысить значение Москвы как национального палладиума, назначив в ней Своим представителем никого иного, как Августейшего Брата Своего.

Москвичи никогда не забудут той легкой доступности, которою отличался князь Владимир Андреевич, той сердечной предупредительности, с которою он относился ко всем обращавшимся к его помощи лицам, о той энергии, с которою…

– Про легкую доступность уже прочли? – спросил Пожарский, которому, видно, не терпелось поскорей перейти к разговору. – Дальше можете не читать, там еще много, да всё пустое. Вот так, Эраст Петрович, вашему патрону конец. И теперь настало время нам с вами окончательно объясниться. Москва отныне меняется и такой, как при Володе Большое Гнездо, больше уже никогда не будет. Власть в городе устанавливается настоящая, крепкая, безо всякой “легкодоступности”. Ваш шеф не понимал истинной природы власти, не отделял ее священную функцию от практической, и от этого ваш город застрял в патриархальности, никак не продвигаясь навстречу грядущему веку.

Князь говорил серьезно, убежденно, энергично. Пожалуй, именно таков он и был на самом деле, когда не лицедействовал и не хитрил.

– Священную власть в Москве будет представлять его высочество, мой покровитель, интересы которого я, собственно, здесь с самого начала и представлял. Теперь могу говорить об этом без утайки. Великий князь – человек мечтательного склада и особенных вкусов, о которых вы, вероятно, наслышаны.

Эраст Петрович вспомнил, что о Симеоне Александровиче поговаривали, будто он любит окружать себя хорошенькими адъютантами, однако было неясно, это ли имеет в виду Пожарский.