Статский советник Евграф Тулин [сборник]

– Желает приказчик, Государь, денег третью часть от чеканки. Кроме того, ни меди, ни серебра, ни золота у него нет. Надеется, что ты дашь, – ответил Хлопуша.

– Вот теперь всё ясно. Жаден твой приказчик. Может повесить его и дело с концом. Сами напечатаем, как желаем, – ответил, Пугачёв, ухмыльнувшись.

– Никак нельзя. У нас таких мастеров нет. Повесим, без монет останемся, – не поддержал слова Пугачёва Максим Шигаев.

– Ну так садитесь. Подумаем все вместе. Что нам делать? Как нам быть? Как выполнить обещание, что Хлопуша дал приказчику, по пьяному делу. Так, я говорю, Афанасий Тимофеевич. Давал слово по пьяному делу, от моей персоны? – задал вопрос Пугачёв, жестко посмотрев на каторжного.

Все трое сели за большой стол на лавки. Изба была только по стенам обшита золотом, а в остальном была как все крестьянские избы. С ушатами, рукомойниками, полотенцами. Печкой и шестком с горшками, половиками на полу. Только иконы были старообрядческими. «Император» был раскольником.

– Нет, Государь, от вас ничего не обещал. А от себя сказал, что сообщу, а там как Император решит. Я вам верен и благодарен по гроб жизни. Не предам ни в мыслях ни в делах, – спокойно и уверенно ответил Хлопуша, смотря прямо у глаза Пугачёву.

– Хорошо, коли так. Ладно, Максим, скажем и наши тайны Афанасию Тимофеевичу, коль он нам свою поведал. Вроде бы надёжный человек. Так вот, братец, денег-то у нас в достатке. Имеются французские франки, турецкие лиры, польские злотые. Всё, чего душе захотелось. Надо будет – ещё привезут. А ты думаешь, откуда в войске плата за службу? Помогли добрые люди, не оставили без хлеба. Вот сегодня на военную коллегию нерусь придёт. Увидишь сам, что за птица. Удивлён? – довольно спросил Пугачёв, Хлопушу.

– Удивлён, батюшка. Удивлён! Слов нет! За что же платят, нехристи? – не понимающе уточнил каторжный.

– Вот ты и корыто деревянное. Платят, потому как друзья мы им. Катька-то, Императрица Петербургская, сейчас с Турцией бьётся. Все войска там на войне. На морях и полях. Не на жизнь, а насмерть воюют. Ей Чёрное море нужно. Французы – друзья турецкого султана, да и многие вельможные поляки тоже. А значит, Катькины враги. Уразумел, деревня? Мы здесь своей войной против бар и вельмож им хорошо помогаем. Вот они нам и платят. За каждое сражение. За каждую взятую крепость. Если подумать хорошенько, с нами уже тысяч десять солдат воюет. Понял? А для того, чтобы не обмануться им в расчётах, своего доверенного прислали. Сегодня увидишь. По-нашему немного балакает. Но свои деньги нам нужнее. Народу эти французские, польские и турецкие монеты непонятны, не в любви они у них. Что делать будем, Максим? – уточнил Пугачёв у графа Воронцова-Шигаева, не обращая внимания на то, что давно уже не называет его графом.

– Я своим умишком, Государь, так думаю, – начал говорить Максим Шигаев, но Пугачев перебил его.

– Пока никого нет, давай проще, по-свойски!

– Хорошо, Емельян Иванович, так вот я своим умишком думаю так. Надо нам свои деньги начеканить, бочек семнадцать. Медных, народу будете разбрасывать. Все Императоры так делают. Пусть Хлопуша этим и займётся. А на монетах надо изложить, к примеру, так: «Воскрес и мщу». Дюже ладно было бы на латинском что-нибудь изобразить. Так умнее будет и загадочнее, – ответил смышлёный казак.

– Согласен. Ты, Афанасий Тимофеевич, уразумел? Меди, серебра и золота в изделиях возьми в обозе столько, сколько тебе надо. Максим тебе поможет и прикажет. Поезжай обратно на Авзяно-Петровские заводы. Чекань монету, – согласился «Император».

– Но это не всё, Емельян Иванович. Я тут разговаривал с полковником Анжели, что из французов. Он мне рассказал интересную новость. Говорит он, что Катька-Императрица печатает не только русские империалы, но и нидерландские дукаты. Тайно, для закупки товара для нужд армии и флота. Пусть Хлопуша и этим займётся, – добавил Шигаев.

– Быть по сему. Тайну эту никому. Понятно? Только мы трое знаем. Приказчика с его обученными людьми, когда надобно будет, под нож. Ясно?

– Как в могиле всё будет, никто не прознается, – одновременно ответили Шигаев и Хлопуша.

– Через два дня выходи, а для виду пушки и ядра продолжай лить. Ну всё, решено. Так тому и быть. Языки на замки. Сейчас народ будет собираться, на военный совет.

Пугачёв подошёл к портрету своего придуманного сыночка, Павла Петровича, сына Петра III от брака с Екатериной II, расположенному на стене избы. В избу стали прибывать атаманы и полковники войска. Видя, что Пугачёв стоит у портрета, проходили тихо, с уважением. Разошлись по стенам, в ожидании повеления сесть за стол.