Статский советник по делам обольщения

– Совершенно неуместен, не так ли? – Ломов улыбнулся краями губ. – Не извольте беспокоиться, сударыня. Можете быть спокойны – я весьма ценю усилия вашего дяди… и ваши тоже, которые вы приложили для разрешения нашей непростой ситуации. – Он издал короткий, резкий смешок. – Бьюсь об заклад, фон Лиденхоф и Риттер сейчас в панике. Им невдомек, почему мы здесь, и это сводит их с ума. Конечно, они подозревают, что мы собираемся сделать какую-нибудь пакость, чтобы навредить их стране, – ни на что иное у них не хватит ни мозгов, ни воображения.

– Я еще не видела Риттера, – сказала Амалия. – Разве он здесь?

– Конечно, – хмыкнул Ломов. – Такой же деревянный и такой же самодовольный, как всегда. Как вижу его, так и чешутся руки его шлепнуть.

Михаэль Риттер был родственником и коллегой Карла фон Лиденхофа, но если с последним в случае необходимости еще можно было как-то поладить, то с Риттером дело обстояло куда сложнее. Он вполне искренне считал, что единственная приличная страна на свете – это Германская империя, а все остальные государства созданы только для того, чтобы пресмыкаться перед нею. Нечего удивляться, что Риттер мог вывести из себя кого угодно, тем более что он ничего не предпринимал, чтобы хоть как-то смягчить эту неприязнь.

– Лучше бы вы с Петром Петровичем придумали, что делать с Непомнящим, – не удержалась Амалия. – Он мешает спокойно работать… сами знаете кому.

– Насчет Непомнящего можете не волноваться, – заверил ее Сергей Васильевич. – Его послали в Москву с совершенно секретным поручением – передать пакет особой важности некоему высокопоставленному лицу. В пакете инструкция адресату ни в коем случае не выпускать Антона Федоровича из Москвы до получения особого распоряжения.

– Вот как?

– Да. Старые методы, Амалия Константиновна, – самые надежные, пусть даже они кому-то и кажутся старомодными.

Амалия собиралась возразить, что ничего такого она не думала, но тут баронесса Корф заметила молодого и довольно привлекательного блондина с военной выправкой, только что вошедшего в гостиную. Это был Михаэль Риттер. Бросив на Ломова и его собеседницу обманчиво безразличный взгляд, он подошел к Карлу.

– Я, кажется, уже предлагал печатать в пригласительных билетах: «Убедительно просим шпионов не посещать нас и оставаться дома», – заметил Риттер негромким, спокойным голосом. Лицо его, даже когда он шутил, сохраняло привычное невозмутимое выражение. – Что они тут делают?

– Не знаю, – поморщился Карл. – И меня это беспокоит. Я уже распорядился, чтобы слуги не выпускали их из виду. – Он немного помедлил перед тем, как задать следующий вопрос. – Как по-твоему, почему они здесь?

– Я бы мог предположить, что баронессе Корф просто стало скучно, если бы не Ломов, – холодно ответил Риттер. – Или наоборот: ему стало скучно, и он явился сюда, но он и она в одном и том же месте… Это наводит на размышления.

– Тут еще ее дядя, – сказал Карл. – И самое странное, что он вместе с племянницей решил ни с того ни с сего заняться благотворительностью. До меня дошли слухи, что на следующей неделе баронесса устраивает вечер в пользу детей-сирот, а дядя ей помогает.

– Вот как? В самом деле, очень любопытно…

Обменявшись еще несколькими фразами, агенты разошлись: всех пригласили к столу.

Уже потом, когда все произошло, Амалия раз за разом задавала себе один и тот же вопрос: не заметила ли она чего-нибудь подозрительного, не показалось ли ей что-то странным и не выглядел ли как-то необычно кто-нибудь из гостей. Но из череды воспоминаний больше всего запомнились только платье Лины Кассини – узорчатый черный бархат на светлом чехле – и уже после ужина, после того, как итальянка закончила петь, насмешливый вопрос Риттера, обращенный к ней, Амалии, – о том, где сейчас ее муж, барон Корф.

– Полагаю, там же, где ваша жена, – съязвила она.

Риттер не был женат и, несмотря на внешность, которую Ломов не без оснований именовал «деревянной», имел репутацию ловеласа. Он усмехнулся.

– То есть вы ничего не знаете, равно как и я… Занятно, занятно!

У Амалии руки чесались дать ему пощечину, но пребывание в Особой службе научило ее владеть собой, и она только презрительно усмехнулась.

– Вы хотите еще поговорить о господине бароне? – мягко осведомился Ломов у немца. – К вашему сведению, я тоже умею простреливать монету на лету.

Это был намек на то, что Михаэль Риттер слыл опасным дуэлянтом и уже несколько раз убивал своих противников – а также на то, что если он продолжит свои намеки, ему несдобровать. Риттер поглядел на Ломова своими водянистыми глазами и, отвернувшись, заговорил с каким-то знакомым.