Статуя как процесс

– Это ничего, – махнул рукой собеседник, – Расскажите о полиграфии в общих чертах, о печати, о литературе… В общем, это последнее поручение. Завтра в 10 утра в актовом зале соберём коллектив на вашу лекцию. А послезавтра утром выписываемся. Договорились, Егор Фёдорович?

– Я, конечно, постараюсь, Вениамин Павлович, но не знаю, получится ли у меня…

– Не сомневаюсь, что получится, – уверенно и с улыбкой ответил тот, – Ну, до завтра.

* * *

Первый ряд актового зала психиатрической больницы был занят персоналом в белых халатах. Остальные ряды почти полностью заполнены лечащейся публикой. На сцене за небольшой коробочкой кафедры из ДСП находился Егор в коричневой пижаме с синим воротником и, сверяясь с исписанным листом бумаги, читал собравшимся лекцию.

– …Писатели и читатели ожидают от печатника-полиграфиста повышения качества издания, увеличения красочности, выпуска книги в короткие сроки. И печатники офсетных машин, мобилизуя свои возможности, решают и будут в дальнейшем решать задачи по удовлетворению этих требований.

Публика благодарно захлопала в ладоши. Воодушевлённый поддержкой коллег, Егор продолжал:

– Технические средства полиграфической промышленности обеспечивают решение задач по удовлетворению потребностей писателя и читателя на самом современном уровне. Вот такова общая картина нового развития современной полиграфической промышленности, которая стала важной составной частью литературного процесса, книгоиздания и информационных технологий в целом. Ибо в наш век полиграфия, как никогда близко связана с культурой, литературой и их быстрой доставкой потребителю…

В это время в кабинете главврача на втором этаже на диване расположились сам главврач, Фёдор Львович, на кресле у дивана – режиссёр Фелиний Германович. Все трое с интересом смотрели на монитор, который транслировал он-лайн актовый зал и выступление Егора.

– Н-да, а неплохая лекция получилась, учитывая то, что не я её написал, – серьёзно и даже с нотками зависти сказал Фёдор Львович, – Ну, ладно. Фелиний, что ты скажешь, как режиссёр? Играет? Симулирует?

– По всем признакам говорит искренне, – произнёс режиссёр.

– Феля, будь внимателен в оценке. Он хоть и упёртый, но нужный в романе персонаж. Если я его купирую, придётся тебе забирать его играть роль в твоём фильме.

– Это уже перебор, Фёдор Львович. Если и дальше будет упрямиться – его можно просто сфотографировать улыбающимся, а фотографию выставить на выставке. Но роль – это уже чересчур… Да нет, определённо этот, как его,… Егор, весь вложился в это выступление.

Фёдор Львович повернулся к врачу:

– Вениамин, а ты что думаешь по этому поводу?

– А что, пациент дисциплинированный, – сказал тот, – в беседе открытый, почтительный. Заверяет в благонадёжности. Можно выписывать.

Фёдор Львович вздохнул:

– Ну, дай-то Бог, чтобы ему это лечение на пользу пошло. Если бы я, в своё время не попал к тебе, Вениамин, не было бы такого шедевра, как «Шесток сверчка». Выписывай. Надоело возиться с этим Егором.

В приёмной на первом этаже Егор, одетый в свою одежду, пожимал руку главврачу.

– Ну, удачи вам, Егор Фёдорович. Трудитесь, женитесь и не делайте больше никаких глупостей. Проще надо быть. Ничего не забыли?

– Да вроде нет.

Вениамин Павлович достал из ящика стола синий летний шарф:

– Шарфик-то оденьте, ветрено.

– Ах, да, спасибо. Всего хорошего.

– Прощайте.

Глава 13. Вечность не задалась

Фёдор Львович сидел на диване в гостиной своей дачи, медленно перелистывая большой альбом фотографий под названием «Памятники великим людям». Перед ним на журнальном столике лежал раскрытый блокнот и ручка. Он внимательно рассматривал даже мелкие детали каждого изображения, и время от времени вносил в свой блокнот небольшие записи.

Заиграла мелодия входного звонка. Писатель закрыл альбом, блокнот, подошёл к двери, посмотрел на экранчик панели, нажал кнопку и повернул ручку дверного замка.

За открывшейся дверью, на пороге, стоял рослый улыбающийся скульптор.

– Здравствуй, Фёдор Львович. Вот, пришёл по твоей просьбе.

– Добрый день, Родион. Рад тебя видеть. Заходи, надо кое-что обсудить, посоветоваться…

Скульптор снял куртку, прошёл в комнату.

– Присаживайся, – сказал писатель, показав на кресло.

Сам Фёдор Львович также сел в кресло напротив гостя, задумчиво уставился в пол, озабоченно вздохнул, постучал пальцами по подлокотнику, и, как-то оценивающе посмотрев на Родиона, сказал:

– Я сегодня утром из города приехал. Красивый у нас Беловск: улицы, парк, площадь… Памятники достойным людям… Кстати, Родион, а вот, интересно, при жизни какому-нибудь деятелю искусств памятник ставили?

– Про деятелей не слыхал, – ответил скульптор, – хотя…, насколько я знаю, поставили, например, Шварценеггеру, футболисту Марадоне. Но, вообще, есть негласное правило ставить памятник отличившемуся человеку не ранее года после его смерти.