Несмотря на суровые методы наведения порядка, о торжестве паспортного режима говорить не приходилось. Не случайно вместо обычных победных реляций отчет заканчивается констатацией: «Так, уже после паспортизации было обнаружено в режимных местностях 123 953 чел. (принятых на предприятия. —
В течение пятнадцати лет новая власть пыталась обойтись без паспортной системы, провозгласив курс на построение свободного общества. Ничего не получилось. Точнее, в результате этого строительства общество оказалось на грани коллапса. Попытки объяснить причины неудач, естественно, обернулись поиском и обнаружением «врагов». Справиться с затаившимся повсюду «врагом» (то есть со своим народом) без жесткой системы учета и контроля было невозможно. Пришлось признать поражение и вернуть паспортную систему (разумеется, на уровне официальной риторики речь шла об установлении социалистической законности).
Впервые в советской истории выведение страны из кризиса такого масштаба опиралось преимущественно на административно-бюрократические и дискурсивные стратегии. По сути дела был проведен грандиозный эксперимент в сфере управления, благодаря которому власти удалось решить главную из стоявших перед ней задач — предотвратить катастрофу в крупнейших городах и взять под контроль ситуацию. Риторика выявления затаившихся врагов (на которых была возложена вся ответственность за разруху) позволила не только перенаправить на них накопившиеся в обществе агрессию и недовольство, но и легитимировать паспортизацию, привлечь сторонников, руками которых она и была проведена. Манипуляции с различными категориями населения приобрели необходимое обоснование.
Режим недоверия всех ко всем определял не только общую атмосферу кампании, но и конкретные процедуры: выдачу справок, «чистки» аппарата на различных уровнях и т. д. Можно сказать, что паспорту как воплощению идеи недоверия к человеку и к предоставляемым им сведениям был создан соответствующий контекст.
Категоризация населения (деление на «чистых» и «нечистых») сопровождалась выделением пространства, требовавшего немедленной нормализации, и вытеснением за его пределы того, что не соответствует норме. В результате не только люди, но и сама территория СССР оказалась поделенной на две части: паспортизованную, находящуюся под особым контролем (крупнейшие города), и непаспортизованную — менее значимую, но тоже контролируемую.
Технология надзора в каждой из этих частей имела свою специфику. В «прозрачной» (паспортизованной) зоне контроль достигался за счет ее тотальной «просматриваемости»: правила прописки были таковы, что человек мог исчезнуть из поля зрения власти не более чем на 24 часа. Парадокс человека с паспортом заключался в том, что формально этот документ давал некоторую степень свободы, но на практике обладавший им попадал под более жесткий контроль, чем тот, у кого паспорта не было.
Не осталась без присмотра и «серая» зона. Своеобразной формой контроля здесь стало само отсутствие паспортов, ибо оно существенно ограничивало свободу «неблагонадежных» и тем самым позволяло надзирать за ними.
Контроль над населением страны в целом осуществлялся путем сочетания «проявленности» для власти тех граждан, сведения о которых фиксировались в паспорте, и вытеснения остальных в «серые» зоны, непрозрачность которых оказывалась одной из форм контроля.
В результате принципиально изменились смыслы, которыми наделялся сам паспорт. Из символа несвободы он превратился в привилегию ограниченного числа лиц, что привело к резкому повышению его статуса. Если учесть, что к паспорту оказались привязаны место жительства владельца, трудоустройство, возможность передвигаться и в конечном счете социальная полноценность, то становится понятным особое отношение к этому документу в советскую эпоху. Гипертрофированный статус советского паспорта явился следствием специфических тоталитарных практик: его утрата означала новый круг проверок, подделка влекла уголовное преследование, отсутствие делало невозможным совершение самых элементарных действий (от получения писем до покупки некоторых товаров). Паспорт стал своего рода двойником человека, значившим для власти любого уровня больше, чем сам человек. Не случайно в советское время популярностью пользовалось ироническое выражение, известное еще Владимиру Далю: «Всякий порядочный русский человек состоит из трех частей: души, тела и паспорта»[208]
.