Статус документа: Окончательная бумажка или отчужденное свидетельство?

3.1.1–3.1.3. Кто такой «документовед»? Выпускник отделения документоведения или источниковед? Если имелся в виду все-таки источниковед и предполагалось сопоставление его задач с задачами архивиста, то сфера деятельности последнего — сохранность и описание документов, составление научно-справочного аппарата, тогда как источниковед занят историческим исследованием документов.

3.2.1. Ограниченность присуща всем документальным фондам, их наполнение зависит от фондообразователя, который сам, естественно, ограничен. И все документы тенденциозно отображают прошлое: в письменных текстах нет какой-то абсолютной истинности и объективности. Но эта тенденциозность, как правило, историку сразу видна. Нет тенденциозности только у такого источника, как пространство, но мы сейчас говорим не об этом.

3.2.2–3.2.3. Есть опыт. Западные архивы очень разные, отечественные — тоже. В западных архивах легче и дешевле копировать материалы. На Западе архивы иначе складывались, они не пережили такого катаклизма, как у нас в революцию, поэтому там облегчен поиск. Многие фонды в западных архивах сканированы, у нас же эта работа только-только начала проводиться.

3.3.1–3.3.2. Если для меня в моем исследовании важен какой-то опубликованный документ, я обязательно кроме публикации смотрю архивный подлинник. Там почти всегда оказывается что-то, что не вошло в публикацию или по публикации не заметно. Иногда на основе неточных публикаций возникают мифы. Проверке публикаций по архивам надо учить аспирантов-историков в обязательном порядке. Текст архивного источника зависит от его автора, текст публикации — от публикатора, который обязательно внесет что-то свое, что-то упустит. Мне приходилось об этом писать в связи с публикациями документов личного кабинета Петра Великого, так что повторяться не буду.

4.1. Политик-неисторик не может проникнуть в контекст прошлого, он не умеет пользоваться «машиной времени», поэтому — он безнадежен. Как и все прочие, кто не является профессионалом в историческом знании. Чтобы понимать прошлое, надо долго учиться — дольше, чем учеба в вузе.

4.2. Странный вопрос. «Голоса» там есть все — это хор. Но на вопрос, кто солирует, можно ответить, только исходя из анализа конкретного источника, а не вообще в целом.

Константин Цимбаев [273]

1.1. Это письменный артефакт, имеющий историческую ценность. Исключительно письменный, в отличие от «источника».

Можно сказать, что историческим является документ «своего времени», то есть отражающий определенные реалии, в чем-то релевантные для исследователя. Соответственно, историческим документом может быть признано практически все что угодно, включая, скажем, рекламные, предвыборные и прочие плакаты, шпаргалки и другие, казалось бы, малоценные артефакты, в обыденном восприятии документами не являющиеся. Хотя, конечно, всегда интереснее работать с чем-то более «классическим» — с официальной документацией, газетами, дневниками и т. п.

1.2.1. Едва ли осознанно. Вообще не уверен, что рецепция разных (?) документоведческих традиций так уж распространена среди историков; во всяком случае, она вряд ли ими осознается. Могу, допустим, сказать, что следую классической школе истфака МГУ, ставящей во главу угла именно документ как основной и самый «ценный» исторический источник; при этом документ должен в первую очередь быть подвергнут критическому анализу и т. д.

1.2.2–1.2.3. Едва ли, разве что в смысле специфики массива источников — но он специфичен для каждой страны. Допускаю, что архивисты, документоведы и, возможно, медиевисты могут дать иной ответ, но едва ли «обычные» историки.

1.3.1. Сколько угодно — от объяснения студентам, «что такое документ», до ответа на вопрос, является ли историческим документом нечто, например, очень современное, или абсолютно стандартное (билетик в маршрутке), или малоценное (объявление на столбе, ценник и т. п.), или не совсем письменное (скажем, пакет из-под молока с минимумом букв), или фальшивка («Протоколы сионских мудрецов») и т. д. и т. п. (Во всех случаях ответ положительный, хотя и с оговорками.)

Могу продолжить этот ряд примеров случаем из практики: при работе над темой «Советский топос германского „Drang nach Osten“» остро актуален вопрос о границе между «источником» и «литературой». (В скобках — забегая вперед — замечу, что для историка понятие «источник» все-таки важнее понятия «документ». Может быть, «документ» как некое рабочее, инструментальное понятие ближе архивистам?) Например, историко-пропагандистские работы 1950-х годов — это научная литература (и тогда неисторический документ — по крайней мере, по этой теме, хотя по какой-то другой может и стать таковым) или все же первичный образец пропаганды того времени (и тогда именно источник)?

Впрочем, любой текст является документом своего времени и тем самым так или иначе интересен…