Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

В этой тревоге церковь почуяла возможность. Папа заявил о способности гарантировать человеку место в раю за счет валюты в виде «избытка» добрых дел святых. Он начал продавать так называемые индульгенции, обещавшие покупателю, что грехи его прощены, а переход к загробной жизни будет легок. Первые индульгенции предназначались, чтобы подкупить крестоносцев и мотивировать их выступить в поход против конкурирующих с церковью мусульман, но вскоре отпущение грехов стало способом заработка, не в последнюю очередь за счет сопутствующего создания видимых символов статуса, таких как церкви и соборы. Рынок индульгенций рос, люди покупали отпущение разных грехов, включая браки между двоюродными братьями и сестрами. Продавалось даже прощение будущих грехов. Одна из потрясающих построек Руанского собора известна как Масляная башня: ее возведение было оплачено за счет индульгенций, разрешавших есть сливочное масло во время поста.

Но была одна проблема. Столетиями раньше та же церковь начала перепрограммировать мозги своих игроков. Ее ярая борьба против инцеста привела к возникновению новых правил, которые разрушали старый образ жизни, построенный вокруг кланов и разросшихся семей. Для многих христиан стало возможным выживать только за счет опоры на свои силы. Они все чаще жили в собственных домах, в небольших семьях, где было от двух до четырех детей. Некоторые работали на земле лорда из ближайшего поместья, другие переезжали в большие и малые города. Переселению из сельской местности еще больше способствовали войны и эпидемии, и люди оказывались на городских улицах, рынках и площадях, перемешиваясь там с чужаками, с которыми им необходимо было поддерживать плодотворные и доверительные профессиональные отношения.

Способы сходиться с другими и обходить их постепенно менялись. Основывались университеты. К 1500 году их было уже более пятидесяти. Университеты выпускали юристов, писателей, математиков, логиков и астрономов. Ремесленники, которые теперь были вольны выбирать профессию исходя из личных предпочтений, а не из-за того, в какой семье они родились, создавали профессиональные гильдии. Гильдии были играми успеха. Они возникали у представителей всех ремесел, включая кузнецов, пивоваров, ткачей, стекольщиков, красильщиков, слесарей, пекарей и скорняков. У каждой был свой набор правил и символов, которыми они вознаграждали за статус, основанный на успехе. Членам гильдии присваивалось звание мастера соответствующего ремесла. Амбициозные молодые игроки шли в ученики к мастеру, учились ремеслу, вступали в игру, а потом переходили к другому мастеру, чтобы учиться дальше. Мастерство росло, потребность в качественных товарах увеличивалась. Возникла трудовая этика, согласно которой сам по себе труд стал престижным. «Этот сдвиг можно считать началом трудоцентричного общества, – считает историк профессор Андреа Комлози, – в котором разнообразная деятельность всех его членов неизбежно приобретала черты активного производства и требовала больших усилий».

Мы получали свой статус благодаря новым видам игр. Медленно, рывками наш фокус смещался с обязанностей перед кланом в сторону компетентности и успеха отдельного человека. Это изменило нашу психологию, переписало культурный код в наших играющих в эту игру мозгах, превратило нас в новый тип людей. Мы стали более независимыми, сосредоточенными на себе, открытыми внешнему миру, заинтересованными в саморазвитии, мы стали нонконформистами, меньше чтящими традиции, родство, долг и власть. В общем, мы больше были не готовы терпеть агрессию, угрозы, подкуп и оскорбления со стороны разложившейся, опьяненной статусом церкви. К XVI веку католическая церковь и психологическая сущность ее игроков разошлись окончательно. Кто-то должен был уступить.

Что и произошло в октябре 1517 года. Папа продавал индульгенции, чтобы собрать средства на строительство еще одного помпезного статусного символа – базилики Святого Петра в Риме. Продажей в Германии руководил напористый монах Иоганн Тецель, который любил повторять: «Когда уплаченная за индульгенцию монета звякнет о дно денежного ящика, душа умершего грешника в тот же миг улетит из чистилища на небо». Его появление разъярило богослова профессора Университета Виттенберга Мартина Лютера, который поинтересовался: «Почему бы папе, чье богатство сегодня больше, чем у богатейших из богатейших, не построить эту церковь Святого Петра на свои деньги, а не на деньги неимущих верующих?» Лютер отразил свой протест в документе под названием «Девяносто пять тезисов», который он отправил архиепископу и прибил к дверям городских церквей. Если бы психология множества жителей Европы не претерпела за несколько веков изменений, они, скорее всего, проигнорировали бы это мелкое локальное выступление. Но случилось иначе. Лютер зажег искру революции.