Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

В 14 лет я купил на распродаже в Woolworths[25] футболку Mötley Crüe (мерч тура Theatre of Pain; 3,99 фунта). Я был до смешного горд собой, выйдя в ней на улицу в первый раз. Мой нарциссизм как бы покоился на всех фанатах глэм-метала: мы были лучше всех этих идиотов, любящих бойз-бенды или рейвы. Я в этом нисколько не сомневался. И вот теперь я стал живым тому подтверждением: воображаемый статус наполнял меня, пока я разгуливал по тротуару, как дурачок. Такое поведение, разумеется, не назовешь необычным. Это обыденная часть человеческой жизни. Социальное табу, наложенное на поведение в стиле «важной птицы», не распространяется на хвастовство от имени своей группы. Напротив, выражение таких чувств считается вполне обычным и даже достойным похвалы.

Чтобы понять, почему это так, совершим путешествие в город Маради Республики Нигер. В 1974 году профессор-антрополог Джером Барков столкнулся с загадкой. Многие жители Маради были потомками королевской династии, изгнанной из соседнего королевства Кацина. В XIX столетии их предки были вынуждены покинуть родину, которую захватили исламские джихадисты. Все эти потомки королей были бедны, им так и не удалось вернуть себе элитный статус предков. Барков ожидал, что они затаят ненависть к мусульманам, лишившим их статуса. Но, как ни удивительно, все оказалось ровно наоборот. «Я был очень удивлен, не увидев, несмотря на историю региона, даже намека на неприязнь к исламу, – писал ученый. – Вместо этого я встречал одного за другим людей, которые не просто не испытывали к исламу ненависти, но были его последователями и изучали Коран». Ислам стал могущественной силой и продолжал наращивать влияние.

Это казалось бессмысленным. И Барков начал задавать вопросы. Он нашел и опросил двух прямых потомков королевской династии Кацины. Один из них принял ислам, другой нет. Дайа с детства учился в школе, где изучали Коран. К 16 годам он выучил Коран наизусть и мог цитировать его целыми сурами – это дало ему право участвовать в престижной выпускной церемонии под названием саука. Дайа продолжал изучать Коран по несколько часов в день. У него было две жены, трое детей, он был беден, но горд. В это время Маради был французской колонией. Дайю возмущали соотечественники, которые стали играть по правилам колонизаторов, с удовольствием получая французское образование и статус внутри действующей системы власти. «Он очень едко отзывался об учившейся у французов бюрократической элите. Дайа уважал только исламских ученых, проводил много часов в их обществе и жертвовал им бóльшую часть собственного заработка».

Шида, как и Дайа, был прямым потомком королей Кацины. Он тоже не стал пользоваться преимуществами французского образования. Но исламского образования Шида не получил. Вместо этого он выбрал более традиционный путь – ремесло, и пошел в ученики сначала к портному, а потом к скупщику арахиса. Но ученичество Шиде не понравилось. Он ссорился с наставниками, рвал профессиональные отношения. Близкий друг винил в неудачах Шиды его «сердце аристократа». Он считал, что принадлежность Шиды к королевской семье сделала его слишком гордым; оттого Шида не мог снизойти до ранга ученика скупщика арахиса. Когда Барков встретил Шиду, его содержали жена и мать. «В отличие от Дайи, который производил впечатление человека энергичного и уверенного в себе, Шида казался физически слабым, поникшим и неуверенным».

Оба мужчины с удовольствием говорили о своем статусном королевском происхождении. Оба вступили во взрослую жизнь с большими амбициями. Но только Дайа нашел себе игру, обеспечившую достаточный статус, чтобы удовлетворить его аристократическое сердце. Дайа «строил самооценку на представлении о себе как о хорошем мусульманине». Для него, как и для других королевских потомков, с которыми разговаривал Барков, «престижным было только исламское образование. О других видах обучения, если их вообще соглашались обсуждать, отзывались с пренебрежением – только как о способе дорваться до денег. Дайа и многие ему подобные в частных беседах ругали французскую элиту, которая, однако, во многом монополизировала политическую власть в стране… но Дайа мог считать себя выше правящих бюрократов по критерию престижа, связанного с исламом».