Статус: все сложно

Его рука тянется к моим волосам, убирает их за плечо. До кожи не дотрагивается, словно ждет разрешения. А оно рвется из груди. Чтобы дотронулся, прижал к себе. Любовь на кончиках моих пальцев, что начинает покалывать в нетерпении. Провожу по щеке со слегка отросшей щетиной. Передаю мое тепло, мою любовь. Ее нельзя не почувствовать. Она ведь на поверхности. Глеб прикрывает глаза и заключает в плен мою ладонь, прижимает к себе.

Бархатистость момента, который навсегда останется в памяти.

– Я люблю тебя, балеринка. Пи*дец, как плохо без тебя. В сердце дыра.

Смотрю на него и боюсь дышать. Про себя повторяю его слова. Такие нужные мне, желанные.

– Почему ты говоришь это сейчас, Глеб?

Странно ухмыляется. Достает коробочку из внутреннего кармана пиджака.

– Выйдешь за меня, балеринка?

Смотрю то на кольцо, то на Глеба. Хочется улыбнуться, он выглядит мальчишкой, что ждет либо наказания, либо похвалы. Но еще не решил, что хуже для него.

– Мы развелись чуть больше суток назад…

–“Мое белое платье шили на заказ. Я не знаю имя дизайнера, не знаю, как правильно называется материал и из какой страны его везли. И, честно говоря, оно было ужасным. Плохо так говорить, я видела старания мамы, видела восхищение в ее глазах, даже слезы. Поэтому не смогла сказать и слова, боялась разочаровать. В тот момент, когда я стояла перед зеркалом, в этом пышном, нелепом платье, что весило целую тонну, я снова позавидовала Глебу. Так вот, платье. Оно ужасно: тесное, тяжелое и жаркое. В нем было так жарко, несмотря на то, что за окном очень прохладно. Я терпела. И ждала, когда же закончится этот день. Было много камер. Эти вспышки перед глазами, от них становилось плохо. Мелькают, как надоедливые мушки, искажая картинку, что и так не доставляла удовольствие. Мне не нравится моя свадьба. Я пишу это, и мне грустно. Хотелось все по-другому. Очень хотелось. Но не получилось".

– Это воспоминания из моего дневника.

– Давай все изменим? Сделаем так, как хочется? Как ты хочешь.

– Навицкий, еще немного, и я подумаю, что специально со мной развелся, чтобы жениться на мне по новой, – смеюсь. Но тело трясет. От его признаний, от слов, от воспоминаний, которые он так четко передал.

– Ты права.

– Не поняла, – отхожу в сторону и поворачиваюсь спиной. Перед глазами все плывет, а голос срывается. Слабая Мила готова ему поверить.

– Я не дал бы тебе уйти, Мила. Уже бы не дал. Чтобы ты не сделала и не сказала. Неужели ты еще не поняла, что ты моя? – его голос рядом, а спиной чувствую его тело. От него исходит жар. Он обнимает меня, так крепко, что вырваться уже невозможно. Стоит ли говорить, что я и не хочу. Глеб сказал, его оборона пала? Что ж, моя гордость тоже позорно скрылась.

Поворачиваюсь к нему, вдыхаю сладкий сандал, который проникает в клетки. Мой легкий наркотик, вызывающий привыкание с первого вздоха.

Глеб касается моих губ невесомо, легко. Отрывается и смотрит на мою реакцию. Слегка прищуривается и наклоняется снова. Целует уже по-другому, глубоко и жадно. Фиксирует голову, без права на спасительный кислород. Его руки изучают мое тело. На мне лишь футболка и любимые короткие шорты. Сжимает ягодицы и рычит мне на ухо, прокладывает влажную дорожку вдоль шеи.

– Навицкий… что ты творишь?

– Навицкая, – улыбаюсь, – а у тебя был секс в театре?

Эпилог

10 лет спустя…

– Глеб Навицкий обходит Ланде, закрывает внутреннюю траекторию. Попытка атаковать. Неплохо была сделана такая связка: первое, второе, третье, она позволяет вот на этом подъеме отыгрывать позицию. Он сейчас в десяти секундах позади Магнуссона. Шины сменили с софта на хард, на пит стоп ушло 2.3 секунды, неплохой результат. Лидирует пока двукратный чемпион мира, но при любом раскладе при подсчете общего количества очков первое место остается за Навицким в личном зачете. Но команда Ред Булла еще может побороться за кубок конструкторов. У них есть на это все шансы.