Статус: все сложно

– Прошу прощения, но мне правда нужно идти, – силюсь улыбнуться, но настроения нет вообще. В голос вкладываю все сожаление, что не получается задержаться, и что не оправдала надежд. Мне не обидно. Уже нет. – Я старалась, – на секунду возвращаюсь к нашему разговору, – Но не вышло. Если бы… – и останавливаю поток мыслей.

Практически не прощаясь, выхожу из ресторана. Боюсь расплакаться, а слезы я показывать не хочу. Не потому что неправильно, а потому что это мое. А в душу лезть никому больше не позволю. Мама бы все равно начала жалеть, обнимать, понапрасну ругать Глеба, так и не поняв главного. Не выдержу. Рана свежая и еще кровит.

****

В театре все по-прежнему. Захожу в здание, и на сердце теплеет. Понимаю, что скучала. Какая-то неделя, всего лишь несколько дней, а будто на это время забрали необходимую часть меня. И как здорово, что все вернулось на свои места. Даже настроение стало лучше. С каждым шагом, с каждой ступенькой, с каждой открытой дверью.

Девчонки лезут обниматься, все интересуются, как Мила Апраксина жила все это время. Как тут не улыбнуться?

Репетиция в нашем зале. Та же волшебная пыль, те же стены. Я рада всему. Даже Мише. Он писал один раз, а я не ответила, была с Глебом. Помнится, мы неплохо проводили время на острове.

Подхожу к нему, а взгляд у него такой печальный и грустный.

– Милка, привет, – сделал шаг в сторону, чтобы обнять, но передумал. Неловкое движение.

– Привет, Миша.

– Я писал тебе, хотел узнать, как дела, но ты…

– Извини, меня не было в городе. Отдыхала. Как и советовал хореограф.

– И как ты?

– Потихоньку буду возвращаться в строй.

– Ты прости меня, если сможешь. Я так паршиво себя чувствую. Ты ведь была права тогда. Ну, про доверие, про состояние. А я не слушал. Дебил, – он взъерошивает волосы. Злиться не хочу. Это бессмысленное занятие, которое ни к чему хорошему точно не приведет.

– Да, Миш. Доверие в парах очень важно. Но я не злюсь.

– Правда? И не обижаешься?

– Нет.

– Черт. Если это так, то очень рад. Как камень с плеч. Предлагаю закрепить наше, так скажем, перемирие.

Вопросительно смотрю на него. Миша широко улыбается, а в глазах вижу блики и свое отражение.

– Блинчики в кафе.

Я начинаю смеяться.

– Ты чего?

– Прости, Миша. Это… ты опять будешь со сгущенкой? – представила лицо Глеба, расскажи я ему, что сгущенка зовет меня поесть опять сгущенку. – Прости, не получится. Но ты можешь пригласить Свету. Думаю, она согласится.

Сначала легкая разминка. Сейчас все мышцы напряжены, чувствую каждую. Приятная и ноющая боль, которая говорит о том, что у тела был перерыв.

Я наблюдаю за всеми. Понимаю, как скучала и по всему коллективу: по нашим разговорам, спорам, шуткам. Танец стал неотъемлемой частью моей жизни. Без него я нецельная.

Все разошлись по гриммеркам. Основной состав готовится к выступлению. А я остаюсь в репетиционном зале.

Сейчас здесь тихо, даже не слышен шум светового оборудования.

Прохожусь по периметру помещения, вдыхаю этот запах пыли, смешанный со сладкими духами, и прикрываю глаза.

В голове играет музыка из партии Камилль. Этот эпизод был предпоследним в репетиции. Всегда завороженно наблюдаю за героиней. Какая она легкая и одновременно тяжелая. Каждое движение пластичное, но и дается с трудом. Игра на грани. С одной стороны собралось все самое светлое и яркое: любовь, счастье, радость, творчество, наслаждение и ожидание успеха. С другой – самое темное и беспросветное: безумие, зависть, злость, отчаяние, смерть. Как совместить в себе эти роли, эти две ипостаси?

Музыка все играет и играет, а я встаю в центр зала и начинаю танцевать. Движения робкие и несмелые, я будто пробую это блюдо на вкус. И пока не уверена, что оно мне понравится.

Вот плавный взмах руки, что перетекает в другое движение, пронизанное страданием и болью, а спустя время можно увидеть любовь и веру в каждом шаге. Я представляю себя Камилль. Что я чувствую, о чем думаю, что вижу. Роль, которую хочется воплотить на сцене, но никак не в жизнь.

Останавливаюсь только, когда слышу в дверях жидкие хлопки. В испуге оборачиваюсь и отхожу к стене.

– Уау! Какие люди у нас появились! – Камилль проходит в зал. На ней уже костюм, в котором она танцует первое действие. Макияж яркий, сценический. – Что ты остановилась? Продолжай!

Собираюсь уйти из зала. Понимаю, что она меня провоцирует. Но останавливаюсь в дверях. Наши взгляды встречаются. Ее – темный с толикой безумия, словно она уже перевоплотилась в брошенную женщину известного скульптора. Я выдерживаю его, не отступаю.

– Что ты чувствуешь, когда танцуешь Камилль? – спрашивает меня сама героиня.

– Сама становлюсь немного безумной.

– А любовь? – сощурила глаза и изучает.

– А любовь… Ты любила?

– Да.

– Тогда безумие будет со привкусом боли, что зовут любовью.

Молчание между нами длится непозволительно долго.

– Ты молодец, Мила.

Она улыбнулась мне в зеркале, что висело на стене, и подмигнула. Улыбка моему отражению. Улыбка другой части меня. Может, она думает, что эта часть такая же безумная, как и Камилль?