Ставка

Тогда сквозь кроны деревьев в комнату проник, обессиливая сияние свечей, белесоватый ранний рассвет, от которого мертвенно-бледными стали казаться руки молодых людей, сидевших в этой гостиной. И наполнявший комнату аромат сделался вроде бы более пресным, еще менее чистым, он словно таил в себе сожаление о купленных наслаждениях, о горьких радостях плоти, некую усталость! И пока еще очень неопределенные, но угрожающие тени прошли вдруг по лицам, словно подсказывая незаметной растушевкой, какие печальные перемены готовит им будущее. Хотя никто здесь не верил ни во что, кроме призрачных удовольствий, каждый услышал внезапно пустой звон этого существования, когда древняя мировая скорбь вдруг, вопреки им самим, коснулась крылом этих якобы развлекавшихся людей: в них была пустота, отсутствие надежды, они уже забывали, они уже не страшились узнать… странную тайну… Впрочем…

Но священнослужитель уже встал с места, от него веяло ледяным холодом, он уже держал в руках свою треуголку. Окинув взглядом трех несколько растерянных людей, он произнес официальным тоном:

— Пусть проигранная мною ставка заставит и вас, сударыня, и вас, милостивые государи, призадуматься! Я расплачиваюсь.

И продолжая смотреть в упор холодным взглядом на нарядную хозяйку дома и изысканных гостей, он, понизив голос, звучавший все же как похоронный звон, произнес нижеследующие окаянные, невероятные слова:

— Тайна церкви?.. Она… она в том, ЧТО ЧИСТИЛИЩА НА САМОМ ДЕЛЕ НЕТ.

И пока те, не зная, что подумать, не без некоторого волнения переглядывались, аббат, поклонившись, спокойно направился к двери. Открыв ее, он еще раз обернул к ним свое мрачное, смертельно бледное лицо с опущенными глазами и вышел без малейшего шума.

Оставшись одни, избавленные от этого призрака, молодые люди облегченно вздохнули.

— Это, наверно, неправда! — наивно пробормотала сентиментальная, еще немного взволнованная Мариель.

— Пустые речи проигравшегося в пух и прах человека, который и сам не знает, что мелет! — вскричал Ле Глайель тоном разбогатевшего конюха. Чистилище, ад, рай!.. Это же какое-то средневековье, все эти штуки! Просто чушь!

— Нечего об этом думать! — пропищал другой жилет.

Но в сумрачном свете наступающего дня угрожающая ложь юного святотатца все же, оказалось, попала в цель! Все трое сильно побледнели. С глупейшими, принужденными улыбками выпили они последний бокал шампанского.

И в это утро, как настойчиво ни уговаривал ее не игравший гость, Мариель, может быть ради покаяния, отказалась уступить его любовным домогательствам.