— Да, друг ситный, влип ты здорово. Кроме твоего заявления, у нас на них ничего нет. Информацию на Заику мы отправим в РУОП, а тобой займемся серьезно. На тебя заведено уголовное дело по факту нанесения тяжких телесных повреждений гражданину Гладышеву Игорю Ивановичу. Максимум, что я могу для тебя сделать, — это оформить явку с повинной и поскорее направить в «Матросскую тишину» или в Бутырку. Как говорится, раньше сядешь — раньше выйдешь.
— Но я же даю вам ценную информацию, — искренне изумился Бугринов, — а вы меня за это в Бутырку?
— Какую информацию, — устало вздохнул следователь, — все это и без тебя известно. И мы ведь не просто тебя в тюрьму сажаем, а укрываем от людей Заики. Посидишь маленько, а там, смотришь, тобой и заинтересуются люди из отдела по борьбе с оргпреступностью. Может, сразу и выйдешь. На этом все. Подпиши свои показания вот здесь, здесь и здесь, — следователь указал Бугру, где тому следует расписаться, и повернулся к вошедшему конвою, — можете забирать.
Спустя немногим более часа в одну из камер Бутырской тюрьмы ввели оправившегося после первого шока Алика. Его взору открылось до отказа набитое людьми помещение. На натянутых на уровне третьего яруса нар веревках сушилось белье. Почти сотня пар глаз уставилась на вошедшего.
Бугринов замер в нерешительности. Он много слышал о заключенных, но представить себя среди этого сброда не мог.
От сидящей у зарешеченного окна группы отделилась щуплая фигура невысокого паренька с хищным выражением на лице. Подойдя к вновь прибывшему, тот спросил:
— Первоход?
Бугор утвердительно кивнул.
— Понятно, — сквозь зубы процедил щуплый, — значит, без прописки пока.
— Почему, — возразил Алик, — у меня есть московская прописка.
Уголовники залились веселым смехом.
— Ну, пойдем к братве, — коротышка слегка подтолкнул Бугринова в спину, — расскажешь, что и как.
Бугра усадили за стол, где уже восседали человек десять таких же арестантов. Пожилой мужчина лет за пятьдесят с желтушного цвета кожей, впалыми щеками и смешно торчащими ушами обратился к Алику.
— Ну рассказывай, — вкрадчивым голосом предложил старик, — за что попал? Как звать-ве-личать?
Бугор невольно поежился под тяжелым взглядом собеседника и, не поднимая глаз, подробно изложил про избиение Гладышева, не забыв при этом представиться.
Внимательно выслушав говорящего, лопоухий старик задал неожиданный вопрос:
— А что ж ты, Алик, глазки-то отвел? Или косячки за тобой водятся?
— А что это такое? — Бугринов недоуменно уставился на старика.
— В попку не балуешься? На мусоров не работаешь? Подельников не сдавал?
При вопросе о мусорах Бугра прошиб холодный пот.
Он не предполагал, что участь его была решена сразу же, как только он назвал свою фамилию. Все остальное являлось лишь веселым представлением, слегка разнообразившим жизнь заключенных. Воровская почта работала исправно. Бугринов не успел еще переступить порог камеры, а о нем уже имелась персональная малявка от смотрящего тюрьмы с подробными инструкциями по поводу его дальнейшей судьбы.
— Нет, — Алик попытался ответить как можно убедительнее.
— Так говоришь, на сто восьмую тянешь, — как бы не в тему сказал старик.
— Не знаю, — откровенно сознался Бугринов.
— А сдается мне, Алик, ты перед вором в законе слово «пацан» опомоил. Или ты хотел вора набарать? Только я тебе скажу, пустая затея — очко разорвешь.
Сидящие за столом после этих слов громко зашумели. Потом щуплый, встречавший Бугра у дверей камеры, обратился к старику:
— Крапленый, хата не потерпит, чтобы какой-то паучина хаил честное имя вора, — на этих словах он огляделся по сторонам, ответом ему был монотонный гул, — хата требует загнать этого акробата под шконку. Так я говорю, братва?
— В петушатник козла, — выкрикнули несколько голосов почти одновременно.
В то же время чьи-то сильные руки крепко сжали пытавшегося вырваться Алика стальными объятиями. Куском мокрой простыни ему прочно связали ноги у щиколоток и запястья за спиной. Руки едва не выскакивали из плечевых суставов, вздернутые точно на дыбе. По лицу Бугра кто-то колотил огромным кулаком с методичностью маятника. Брюки вместе с нижним бельем, разорванные в клочья, валялись на полу. Прежде чем потерять сознание, он почувствовал нестерпимую боль в анусе.
Первой фразой, услышанной Бугриновым, когда он пришел в себя на полу у вонючей параши, стало произнесенное гундосым голосом предложение:
— Оклемалась, Аллочка? Привет сестричка, меня зовут Танечка, будем спать под одной шконкой.
Алика вырвало густой белой массой.
В заранее обусловленном доме отдыха на Клязьминском водохранилище Вадим встретил Заику.
Пройдя в снятый номер, обставленный в духе посткоммунизма, они расположились в видавших виды креслах с проваленными сиденьями.
Ступнин нервно раскурил сигарету, время от времени косясь в распахнутое окно. Перехватив его взгляд, Стародубцев успокаивающе произнес:
— Да не волнуйся ты, Саша, никто меня не видел, кроме сержанта.
— Какого сержанта? — встрепенулся Заика.
— Это я так, — улыбнулся Вадим, — шучу.