Ставка на мертвого жокея

Он поклонился и поцеловал Морин в лоб. Она нервно вскочила, потом, увидев, что это он, улыбнулась.

— О, Ллойд, — как-то странно зашептала она, и, тесно прижавшись, поцеловала его. От нее сильно пахло шампанским, и, похоже, она была пьяна. — Ллойд, Ллойд… — произнесла она, чуть отодвинувшись от него и держа за обе руки. Ее глаза были полны слез, а губы дрожали.

— Я пришел, как только мне передали, — сказал Ллойд нарочито деловым тоном, опасаясь, что Морин закатит истерику на глазах у всех присутствующих в баре.

Она продолжала стоять, шевеля губами и сжимая его руки своими. Он смущенно опустил на них глаза. Они по-прежнему были огрубевшими, а ногти обломанные, но на ее пальце сияло огромное бело-голубое кольцо. Его не было, когда она приходила к нему в отель, и он знал, что никогда раньше не видал ее с таким кольцом. Он поднял глаза и почти испуганно подумал; «Какого черта она затеяла? В какое дело замешана сама?»

И тут он увидел Джимми. Тот пробирался к ним между столиков. Его лицо расплылось в улыбке. Он выглядел похудевшим и сильно загорел, словно только что вернулся после месячного отпуска на южном пляже.

— Привет, мальчик, — сказал Джимми, и его голос гулко разнесся по бару, перекрывая шум разговоров. — А я сейчас только опять тебе звонил.

— Он вернулся домой. Он вернулся сегодня в четыре часа, Ллойд, сказала Морин и плюхнулась на стул.

Что бы там ни случилось еще сегодня после четырех, было ясно одно — она сидела тут и пила шампанское. Она не выпускала одну руку Барбера, подняв на своего мужа изумленные глаза.

Джимми хлопнул Барбера по спине и крепко пожал ему руку.

— Ллойд, — произнес он, — добрый старина Ллойд. Гарсон! — закричал он на весь зал. — Еще бокал! Снимай пальто. Садись, садись, — велел он Барберу.

Ллойд снял пальто и медленно опустился на стул.

— Со счастливым возвращением домой, — спокойно сказал Барбер.

Он высморкался. Простуда уже давала себя знать.

— Перво-наперво, — сказал Джимми, — у меня кое-что для тебя есть. — Он широким жестом запустил руку в карман, извлек пачку десятитысячных банкнот в три дюйма толщиной и отделил от нее одну. — Морин мне все рассказала, серьезно начал он. — Ты чертовски хороший друг. У тебя найдется сдача с десяти тысяч?

— Не думаю, — ответил Барбер, — скорее всего нет.

— Гарсон, — обратился Джимми к официанту, который ставил третий бокал. — Разбейте на две по пять, пожалуйста. Французский прононс Джимми заставлял вздрагивать даже американцев.

Джимми аккуратненько разлил шампанское в три бокала. Он поднял свой и чокнулся сначала с Барбером, потом с Морин. Морин продолжала смотреть на него так, словно увидела впервые и больше уже не надеялась увидеть ничего столь удивительного за всю жизнь.

— За преступление! — сказал Джимми и подмигнул. При этом он скорчил физиономию, какая бывает у шаловливого ребенка, которому трудно совладать с лицом.

Морин захихикала.

Они выпили. Шампанское было превосходным.

— Сегодня ты ужинаешь с нами, — объявил Джимми. — Ужин по случаю победы. Мы будем втроем. Только Красотка, я и ты, потому что, если бы не ты… И тут он торжественно положил руку Барберу на плечо.

— Да, — сказал Барбер. У него застыли ноги, сырые брюки прилипли к мокрым носкам, и ему пришлось опять высморкаться.

— Красотка показала тебе свое кольцо? — спросил Джимми.

— Да, — ответил Барбер.

— Она получила его только в шесть часов, — сказал Джимми.

Морин вытянула руку и залюбовалась кольцом. И снова захихикала.

— Я знаю место, где можно отведать фазана, и тебе подадут лучшее вино в Париже, и…

Официант вернулся и протянул Джимми две пятитысячные бумажки.

У Барбера промелькнула мысль, а сколько они могут весить.

— Если ты когда-нибудь окажешься на мели, — сказал Джимми, протягивая ему одну купюру, — то знаешь, к кому прийти, правда?

— Да, — подтвердил Барбер и сунул бумажку в карман.

Он начал чихать и десять минут спустя извинился, выразив сожаление, что не может просидеть весь вечер с такой простудой. Оба, Джимми и Морин, пытались уговорить его остаться, на что он мог ответить только одно — что вдвоем им будет лучше.

Он допил второй бокал шампанского, пообещал не исчезать и вышел из бара, чувствуя, что его пальцы застыли в мокрой обуви. Он был голоден и обожал фазана, и, в сущности, его простуда была не такой уж и сильной, даже если из носа и текло все время. Но он знал, что не усидит целую ночь между Морин и Джимми Ричардсон, наблюдая, как они все время смотрят друг на друга.

Он вернулся в свой отель пешком, потому что отныне с такси он завязал, и уселся на край кровати прямо в пальто, не включая света. «Лучше мне отсюда податься, — думал он, вытирая мокрый нос тыльной стороной ладони. Этот континент не для меня».