Номер пять упал на четвертом препятствии. Лошадь перемахнула через препятствие вместе с двумя другими и вдруг упала и перекатилась на другой бок. Все остальные пронеслись дальше. Четвертое препятствие находилось далеко от трибун, и было трудно разглядеть, что, собственно, произошло, пока, минуту спустя, кобыла не поднялась на ноги и не побежала легким галопом вслед за другими, волоча оборванные поводья. Тут Барбер увидел, что жокей лежит неподвижно, лицом вниз, чуть ли не под мышкой.
— Плакали наши денежки, — спокойно произнес Смит. Он отнял бинокль от глаз, достал билеты, разорвал и выбросил.
— Разрешите, пожалуйста. — Барбер протянул руку за биноклем. Смит перекинул ремешок через голову, и Барбер направил бинокль на отдаленное препятствие, у которого лежал жокей. Двое служителей уже подбежали к пострадавшему и перевернули его на спину.
Барбер навел на резкость, и расплывчатые фигуры двух людей, суетившихся у неподвижного тела в блузе с каштановыми звездами, стали четкими. Даже сквозь линзы их движения казались до ужаса торопливыми и безнадежными. Подняв жокея с земли, они неуклюже отбежали с ним в сторону.
— Черт побери! — Это был Ричардсон, который снова поднялся к ним. Окошко закрылось у меня перед самым носом…
— Не жалуйтесь, мистер Ричардсон, — сказал Смит, — мы упали на четвертом препятствии.
Ричардсон заулыбался.
— Это мое первое везение за целый день.
Внизу перед трибунами скакала кобыла без наездника, стараясь не попасться в руки конюху, который ловил ее поводья.
Барбер не спускал бинокля с двух служителей, несших жокея. Внезапно они опустили его на траву и один приложил ухо к белой шелковой блузе. Потом выпрямился, и они понесли тело дальше, но теперь шли медленно, как если бы спешить уже не имело смысла.
Барбер вернул бинокль Смиту.
— Я пошел домой. На сегодня с меня хватит спорта.
Смит взглянул на него. Потом приложил бинокль к глазам и навел на двух служителей, которые несли жокея. Затем положил бинокль в футляр и повесил на ремне через плечо.
— У них разбивается по меньшей мере один жокей в год, — тихо сказал он. — Ничего удивительного для подобного спорта. Я подвезу вас домой.
— Скажите, а этот парень мертв? — спросил Ричардсон.
— Он состарился и слишком долго занимался этим делом, — ответил ему Смит.
— Бог ты мой! — глядя вниз на дорожку, сказал Ричардсон. — А я-то расстроился из-за того, что не успел на него поставить. Вот это была бы ставка, — сказал он с детской миной на лице, — ставка на мертвого жокея!
Барбер начал спускаться к выходу.
— Я с вами, — сказал Ричардсон. — Сегодня у меня такой невезучий день.
Все трое спускались с трибуны молча. Внизу люди собирались кучками, и вокруг слышался странный шум, который становился все громче по мере того, как новость передавали из уст в уста.
Когда они подошли к машине, Барбер сел на заднее сиденье, позволив Ричардсону сесть рядом со Смитом впереди. Ему хотелось хоть чуточку побыть одному.
Смит ехал медленно и молчал. Даже Ричардсон нарушил молчание только раз.
— Что за нелепая смерть, — сказал он, — в каком-то паршивом заявочном заезде.
Барбер забился в угол, наполовину прикрыв глаза и не глядя вокруг. Он продолжал вспоминать, как служители подняли жокея во второй раз. Поставить на эту лошадь предложил Смит, подумал он и, плотно закрыв глаза, увидел карты, разложенные на кровати в его номере. Средиземное море. Морские просторы. Ему вспомнился запах гари. Худший из всех. Запах вашей мечты в войну. Запах раскаленного металла и тлеющей резины. Ставка Смита.
— Приехали, — объявил Смит.
Барбер открыл глаза. Они остановились на углу тупика, где находился вход в отель. Барбер вышел из машины.
— Подожди, Берти, — сказал он, — я хочу тебе кое-что отдать.
Смит посмотрел на него вопросительно.
— Разве это к спеху, Ллойд? — спросил он.
— Да. Я мигом вернусь.
Барбер поднялся к себе в номер. Все карты были сложены стопкой на комоде, кроме одной, которая лежала раскрытая рядом. Подходы к Мальте. Он быстро ее сложил, сунул все карты в плотный конверт и спустился к машине. Смит стоял у машины и курил, нервно придерживая шляпу рукой, потому что поднялся ветер, который гнал опавшие листья по мостовой.
— Возьми, Берти, — сказал Барбер, протягивая ему конверт.
Смит не взял конверт.
— Надеюсь, вы понимаете, что делаете? — сказал он.
— Конечно.
Смит и тут не взял конверт.
— Мне не к спеху, — мягко сказал он. — Почему бы вам не подержать их у себя еще денек?
— Спасибо, нет.
Смит молча смотрел на Барбера. На улице только что зажглись люминесцентные фонари, излучая неприятный бело-голубой свет, и мягкое лицо Смита, на которое падала тень от шикарной шляпы, выглядело припудренным, а красивые глаза были темными и плоскими под пышными ресницами.
— Только потому, что у препятствия упал жокей… — начал было Смит.
— Возьми, — повторил Барбер, — или я выброшу их в водосток.
Смит повел плечами. Он протянул руку и взял конверт.
— Второго такого шанса у вас никогда не будет.