Ставка на мертвого жокея

Потом он подплывет к нему поближе, схватит за волосы и потащит лежа на боку. Главное, чтобы француз его понял. Сколько ни старался, французы никогда не понимали его ужасного акцента, особенно здесь, в стране басков.

У Марты никогда таких трудностей не возникало: все в один голос заявляли — у нее очень приятный акцент. Почему бы ему и не быть — ведь не зря она посещала Сорбонну. Ей приходилось служить переводчицей, если он не мог изъясниться сам. «Тоurnez sur votre dos!»2 Ну, сейчас, кажется, уже лучше.

Плыл Мунни тяжело, медленно, уши начинали болеть от проникшей в них соленой морской воды. Когда поднимал голову, перед глазами появлялись белые и серебристые точки, все вокруг расплывалось — он, по сути, ничего не видел, но продолжал плыть. Пятьдесят взмахов — остановка: оглядеться, оценить, где находишься; размять ноги, «походить» ими по воде — теперь это казалось самым большим удовольствием в жизни.

Начал считать взмахи: четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… Господи, а что, если он лысый? За что тогда ухватиться? Попытался вспомнить голову утопающего, когда тот, поднимая брызги, отплывал от перевернутой лодки. Лысый, наверняка… от этой мысли он пришел в отчаяние — в таком случае ничего не выйдет. Снова начал считать взмахи: досчитав до тридцати пяти, останавливался передохнуть. Заставив себя сделать еще пять, остановился, перевернулся на спину, тяжело дыша и отплевывая воду, глядя в голубое небо. Восстановив нормальное дыхание, повернулся и стал перебирать ногами, озираясь: где же этот француз?..

Часто моргал, тер глаза тыльной стороной ладони, погружаясь при этом по самый рот в воду. Француза нигде не видно… Боже, наверно, утонул…

Вдруг послышалось чавканье воды, всплески: от того места, где он в последний раз видел француза, идет рыбачий баркас, направляется к перевернутой плоскодонке. Мунни «топтался» в воде на одном месте, наблюдая, как рыбацкий баркас из флотилии для ловли тунца остановился и двое рыбаков, наклонившись, втащили в него женщину. Этот баркас, понял Мунни, вероятно, приплыл с юга, из-за мыса, на котором построен форт, прошел побережье вдоль стены, канал и нашел француза с пляжа наугад.

Эти двое, зацепив линем лодку, развернулись и направились к нему, Мунни. Он ждал их, чувствуя, как болят у него легкие. Старый голубой баркас для ловли тунца медленно приближался к нему, все увеличиваясь в размерах, — какой он большой и надежный… Мунни увидал улыбающихся, загорелых рыбаков в голубых беретах и стал неистово махать им, затрачивая на это громадные усилия. Наконец баркас, подойдя к нему вплотную, остановился.

— Са va?1 — крикнул рыбак, широко улыбаясь ему сверху, — к его губе прилип выкуренный почти до конца «бычок».

Мунни попытался улыбнуться.

— Са va bien! — крикнул он. — Тres bien!2

Спасенный ими человек, голый по пояс, подошел к борту, поглядел на Мунни сверху вниз: а у него много волос на голове… Молодой, толстый человек, вид обиженный, но исполнен чувства собственного достоинства. Рядом с ним появилась и женщина — довольно грузная, морская вода сильно попортила ее макияж. Бросив неистовый взгляд на Мунни, она повернулась к французу, схватила его за оба уха и принялась что было сил трясти.

— Отвратительная жаба! — кричала она. — Свинья — вот ты кто!

Француз, закрыв глаза, не мешал расправе над собой; его печальное лицо было исполнено человеческого достоинства. Рыбаки широко улыбались.

— Аlors! — Один из них бросил конец Мунни. — Аllons-y!3

Мунни с надеждой посмотрел на брошенный ему конец; потом вспомнил, что он голый, и покачал головой. Только этого ему сегодня не хватало — появиться в голом виде перед женщиной; она-то все еще треплет неудачливого моряка за уши, называя его жабой и свиньей.

— Я в полном порядке, все о'кей. — Он глядел на добродушные, загорелые, насмешливые лица рыбаков, привыкших к разным комическим случаям на море, к спасению людей. — О'кей, о'кей! Je voudrais bien nager!1 О'кей!

— О'кей, о'кей! — повторяли рыбаки смеясь, будто он сказал что-то невероятно смешное. Вытащили из воды конец, дружески ему помахали, развернулись и направились к берегу, таща за собой на буксире перевернувшуюся лодку. Вместе с грохотом двигателя до Мунни все еще доносились крики женщины.

«Все обошлось, — думал Мунни. — По крайней мере, они поняли мой французский». Кажется, он проплыл от пляжа несколько миль — и как это ему удалось… Никогда еще так далеко не заплывал в своей жизни. На берегу, у самой кромки воды, — Берт и Марта — две маленькие, резко очерченные фигурки, от них на фоне заходящего солнца простираются длинные тени… Сделав глубокий вдох, поплыл назад.