Ставка на невинность (СИ)

– Мужик? – цепляется Наташа за формулировку. – Старый, что ли? Ян, ну не стоит так отчаиваться…

– Бергман-то? – криво усмехается Лосев.

Ого, бывший знает, кто такой Гера?

– Тот самый? – охреневает Наташа.

– Да, – поджимаю я губы, не понимая, играет ли мне на руку известность Германа.

Наташа смеривает меня недоверчивым взглядом.

– Он к тебе зубы пришёл лечить и из благодарности…

– Наташ, – одёргивает её Дима.

– Ну а что? Все знают, что он по молоденьким. Янка же не девочка уже, – не затыкается Наташка, гордящаяся, видимо, тем, что в свои двадцать четыре уже залетела от чужого мужика.

– Вот так я перевернула его мир, – огрызаюсь я.

Посмотрите на нее. Со мной только из благодарности можно, значит? Да у самой нос, как у бабы-Яги и щиколотки уродские, только дойки и есть.

Да, нет во мне ни милосердия, ни человеколюбия. Довела. Еще одно слово, и я тоже перестану стесняться испортить мамин праздник.

В тягостную атмосферу вклинивается голос папы, выглянувшего с балкона:

– Вы откроете дверь или нет? Наверное, Мирка пришла.

Точно, в пылу перепалки мы игнорируем звонок домофона.

Видимо, не придумав достойного ответа, пузатая кидается к двери. Мирка её младше и раньше ей в рот смотрела. Сейчас Наташке нужна подмога, и, скорее всего, она надеется перетянуть Миру на свою сторону.

Димка явно что-то хочет мне сказать, но не решается.

Еще бы. Все, что мог, он уже сказал.

– Ой, а вы к кому? – слышу, как блеет Наташка, после того как Мирка весело здоровается с ней.

Кто там еще?

– Я не к кому, а за кем, – раскатистый недовольный баритон Бергмана доносится до нас, и Димка мрачнеет ещё больше.

С мерзким скрипом отодвигаю стул и чешу в коридор.

Удерживая одной рукой огромный букет темно-красных роз, Герман помогает Мирке выпутаться из куртки.

– Слушайте, мамочка, вам явно стоять тяжело, – устало посылает он беременяшку века. – Идите, присядьте.

Бергман не церемонится, но Наташка словно приклеилась к косяку в прихожей. У неё в глазах, как в мультике, цены с долларовыми значками высвечиваются при взгляде на ботинки, пальто и часы Геры.

– Яна, собирайся, – сварливо начинает он, заметив мое появление, и я понимаю, что что-то не так.

Первоначальный склочный настрой испаряется, хотя это я сегодня оскорбленная сторона, но Бергмановский взгляд заставляет меня засомневаться и прямо-таки задуматься, не грешна ли я.

Чего он злой такой? Из-за того, что я его от бабы вытащила? Так я не настаивала. Из-за того, что козлом обозвала? Герман просто бы припечатал меня в своей манере. А тут прям гром и молнии под ледяной коркой сдержанности.

– Но ведь еще десерт, – лепечу я, испытывая серьезное желание сдать назад.

– Ты же не ешь торт, – сдает меня с потрохами мама, выглянувшая из кухни. – Здравствуйте, Герман.

Бергман вручает ей букет и какую-то маленькую коробочку.

– Марина Александровна, с днем рождения! А это – взятка за похищение дочери, – ослепительно улыбается он поплывшей имениннице.

– Но… – пытаюсь я выразить протест.

– Конечно, конечно, забирайте, – соглашается мама, пряча нос в одуряюще ароматной охапке. Мать-ехидна…

Она еще и подпихивает меня к Герману, который на меня смотрит совсем не так ласково, как на нее.

– Ты что творишь, Бергман? – шиплю я, когда он нахлобучивает на меня шапку, причем не мою.

– Левина, не зли меня, – рокочет он. – Быстро оделась! Назрел серьёзный разговор с тяжёлыми последствиями.

Глава 38. Кузькина мать с неожиданного ракурса

Будь я щенком, я бы сейчас поджала хвост.

Бергман зол всерьёз, это читается в его потемневших серых глазах.

Даже заторможенная после двух фужеров красного вина, которое действует на меня как релаксант, я соображаю, что лучше сейчас не возникать, а подождать выгодного момента.

– Перчатки, Левина! – продолжает шипеть на меня огнедышащая змеюка, которой неизвестно какая вожжа под хвост, попала.

Покладисто размахиваю кожаной парой перед его носом.

Гера свирепо вешает мне на шею мою сумку на манер «а-ля кондуктор» и, не дав толком застегнуть пальто, за руку выволакивает из квартиры, напоследок одарив маму сногсшибательной улыбкой, которая, стоит только за нами захлопнуться двери, превращается в кровожадный оскал.

Чего-то мне ссыкотно. И обидно.

Ссыкотно, понятно почему: Бергман явно принял озверину и сейчас вовсе не походит на того Геру, с которым мы упоённо пикировались, он больше похож на машину для убийства. Такой себе бандюган из конца девяностых. Лощеный, но опасный.

А обидно, потому что сегодня именно я пострадавшая сторона. Частично Бергман реабилитировался, все-таки появившись на дне рождения, но нервы ушатал он мне сурово.

А ещё у меня отчего-то сосёт под ложечкой.

После печальных утренних выводов о моём неравнодушии к мерзкому типу я смотрю на него совсем другими глазами. Не могу удержаться и постоянно бросаю на него взгляды украдкой, пока он за руку тащит меня за собой. Тепло его ладони заставляет сердечко замирать, и во мне поднимает голову давно забытый девичий трепет.

– А как ты узнал, где живёт мама?

Я же ему адрес так и не сбросила.