Ставка на невинность (СИ)

Меня благополучно кидает от восторженного «боже, он постарается вырваться!» до «хрен я теперь его увижу, он получил, что хотел».

И, главное, я ведь понимаю, что реальность где-то посередине. Гера, скорее всего, планирует лишь скрасить необременительным сексом время до нашего официального расставания. И все.

Так чего я выеживаюсь?

Мне тоже не нужны серьезные отношения, секс хорош, мужик – огонь… но меня ломает.

Ломает так, что, добравшись до квартиры, я не могу просто взять и позвонить Бергману. Это ж корона с головы упадет! Он же сразу раскусит, что я втрескалась по самую печенку! Поэтому я пишу ему сообщением суровое: «Дома».

И ни одного смайлика.

Вот так. Знай наших.

Во дура…

И теперь караулю, что мне ответят. А мне не отвечают. Прочитали и не отвечают!

Козел.

Побегав по потолку, я звоню Медведевой.

– Я ему дала! – выпаливаю я сразу, как только она берет трубку.

Пауза. И осторожное:

– Ты сигнал подай, тебя поздравить или пожалеть?

– Не знаю-у-у-у!

– Я так и знала, – сокрушается Алка. – Совсем втюрилась?

– Ды-а, – шмыгаю я носом.

– Перспективы?

– Ноль целых хрен десятых, – честно говорю я. – Он мне не пишет…

– Давно? – напрягается Медведева.

– Уже час.

– Левина, ты с дуба рухнула? Он, что, должен быть в прямом эфире двадцать четыре часа в сутки? Тебя ж саму бесят прилипалы.

– Я знаю, – душераздирающе вздыхаю я. – Знаю, что дурь несу, но тебе придется терпеть. Куда я еще понесу эту дурь кроме тебя?

Алка сжаливается:

– Ладно, потерплю. Спрашивать, понравилось или нет, не буду, – ехидничает она. – Но как вы до этого докатились?

О! Это самый главный вопрос. То есть зеленый свет к подробному изложению событий. Если я не перетру, то умру. Нужен коллективный разум. Как говорится, одна голова хорошо, но не когда она дура.

– Ну и вот, – заканчиваю я цензурированную версию. – Все болит, я дома, завтра на работу, а Бергман по мне не страдает…

– Погоди расстраиваться, может, страдает, – утешает Медведева.

– Дождешься от него, – ворчу я.

– Мать, по чесноку, он тебе до хрена времени выделил за эту неделю. Как пашут дядьки при бабках ты в курсе, достаточно посмотреть на Артемьева. Ты с ходу можешь представить, чтобы он Козиной почти целую неделю отжалил?

Соплю в трубку. Так-то да.

Но это если рассуждать логически.

– Ну ему постоянно звонили…

– Вот. Так что дай мужику разгрести то, что он забросил, чтобы тебя «порепетиторствовать». Кошмар, какая пошлость…

– В тебе говорит зависть, – огрызаюсь я.

– Почти уверена, что ты права, но все равно смешно. Вы еще до ролевых игр не дошли? Тебе сам бог велел медсестрой или врачихой… – ржет Медведева.

– А ты что будешь примерять? Амплуа училки?

– Ой нет… Не мое это…

– А зря. И я бы…

Меня пугает раздавшийся прямо в ухо рингтон. Я дергаюсь и скидываю звонок, и только потом вижу, что это был Гера.

– А-а-а-а! Он мне позвонил!

– Чего орешь-то?

– Я сбросила… Нечаянно… – у меня аж слезы наворачиваются от досады.

– Ты чего? Реветь надумала? – пугается Медведева. – Мать, ты это брось. Перезвонит он.

– Штырит меня. Сама не знаю, с чего, – жалуюсь я.

Кидает меня реально не по-детски. Как в семнадцать лет. Надо проверить, когда у меня там женские дни…

– Так, иди прими успокоительную шоколадку, отмокни в ванной и ложись спать. Кукушку надо беречь. Если что, я на связи.

Алка прощается, а я плетусь на кухню, ругая себя на чем свет стоит. Дура старая. Тридцать лет, а ума нет. Надо брать себя в руки, чтоб не превратиться в синюю деву, выслеживающую Бергмана.

Телефон пиликает сообщением. Алка: «Я прям чувствую, что ты треплешь себе нервы». Знает меня, язва. Шоколадки нет. Я самая несчастная женщина на земле.

Мобильник опять звякает.

Не, ну серьезно, неужели она думает, что я способна успокоиться за пару минут? Я игнорирую сообщение, потому что роюсь в недрах холодильника в поисках хоть чего-то, способного приглушить мою тоску… по сильному плечу… Блин, если я сейчас еще и петь начну бабские вытельные песни, то это вообще туши свет.

Плим-плим. Не успокаивается телефон.

Смирившись с тем, что ничего вкусного нет, я все-таки беру в руку мобилку и чуть не роняю ее.

Бергман! Пишет Бергман! А! Алке позвонить надо!

Нет, надо прочитать сначала.

«Левина, есть у меня подозрения, что ты все-таки страдаешь херней».

Нет, блин, посмотрите на него. Подозрения у него есть! Нашелся тут неотразимый!

«Так, я, кажется, понял. Ты мне мозг вынесешь теперь».

Да кого волнует его мозг? Я свой вот не жалею.

«Я перенес завтрашнюю встречу. Заеду за тобой после работы. Во сколько ты заканчиваешь? Уверен, ты сейчас довольна тем, что порушила мне график».

Спохватываюсь, что сижу с идиотской улыбкой. Все-то он знает.

«В шесть вечера», – отвечаю я только на вопрос.

Пусть не думает, что я тут вся растаяла.

Убираю телефон, чтоб не перечитывать по десять раз его сообщение, и стучусь лбом о холодильник. Совсем плохая.

Плохая, но счастливая.

Даже без шоколадки.

Всю ночь мне снится романтическая чушь, которую никому пересказывать точно не стану. Она такая сопливо-слезливая, что просто стыдно.