– А знаешь,
– Откуда бы… – бормочу я.
– Я думаю, что кто-то маленькая, ревнивая паникёрша, – припечатывает он.
– Ничего подобного! – горя возмущением, пытаюсь вскочить со своего места, но на мягком кожаном диване в пальто, то это не так просто, и я заваливаюсь обратно.
– Ну-ну. Скажи, Левина, ты в меня втрескалась?
– Да с чего ты взял? – воплю я, пойманная на горячем.
– С того, что ты первая на моей памяти увидела соперницу в Марго. Я был бы польщён, если бы ты не обеспечила мне головную боль на целых полтора дня и не сорвала рабочий процесс.
– Ничего подобного! – наконец выравниваюсь я на этом чертовом диване.
– Втрескалась, – веселится Гера. – А врать нехорошо, но мы ещё с тобой выучим этот урок.
Голос Бергмана на этом обещании становится чуть ниже, и у меня подскакивает пульс. Я как-то сразу очень жалею, что к урокам сегодня все ещё не пригодна.
Может быть, завтра вечером…
Тьфу! О чем я думаю?
Поздно Бергман просек моё изменившееся настроение. Искорки в его глаза говорят мне, что за его головную боль я буду расплачиваться по ростовщическим расценкам.
А вот хрен ему!
А то стоит тут король! С мордой, по которой видно, что он уверен, что ему перепадет сладенькое.
Или нет. Себя-то наказывать за что? В конце концов, мне приписывают ужасные вещи, что я надругалась над Бергманом, а я не заслужила!
Надо заслужить.
Но так просто я не дамся!
– Левина, у тебя на лице написано, что ты что-то замышляешь, – вкрадчиво произносит Гера. – Оставь надежду, Яночка. Напоминаю, что уже завтра мы с тобой отправляемся на эту чертову свадьбу. И ты останешься со мной наедине. Ехать несколько часов, и в гостинице я забронировал один номер на двоих.
У меня потеют ладошки от открывающихся перспектив.
– Ничего я не замышляю! – говорю я тоном, «назло бабушке нажруся соли и голодной спать лягу».
– Выпороть бы тебя, – задумчиво, но беззлобно мечтает Бергман.
– Только попробуй!
– Не стоит брать меня на слабо, Ян, – с улыбкой предупреждает он, и я затыкаюсь.
Этот может. С другой стороны… А вдруг мне понравится?
Нет, посмотри на себя, Левина! Озабоченная мартышка просто!
– Во сколько встречаемся? – съезжаю я с опасной темы.
– Я за тобой заеду. Около шести. У тебя же завтра первая смена?
– Откуда ты знаешь?
– Танечка поделилась. Поехали, Отелло в юбке, – Бергман отлепляется от стола, подходит ко мне и протягивает руку.
Ну задушить Геру я не прочь. Что есть, то есть.
Хватаюсь за теплую ладонь и поднимаюсь, оказываясь плотно прижатой к мужскому телу. Герман наклоняется ко мне и шепчет на ухо:
– Втрескалась. Мне нравится, – пытаюсь отпихнуть наглеца, топчущегося по моему самолюбию, но Бергман смеется: – Как сопишь, тоже ничего.
Дурак!
Больше он меня не подкалывает, но всю дорогу домой, я злюсь.
Даже если и так. Ну втрескалась. Но это ничего не значит. Мог бы и промолчать!
А когда мы припарковываемся у моего дома, и Гера медленно отстегивает меня, наклоняясь так близко, что я чувствую его дыхание на своих губах, я против воли жду поцелуя.
Но обламываюсь.
Это, что, месть?
Как мелочно! Гаденыш!
Выйдя, хлопаю дверцей машины так, чтобы было понятно, как я всем недовольна, но, похоже, Бергмана это только веселит.
– Куда тебя несет? – зло спрашиваю я, когда Гера тоже покидает салон и, подняв воротник, подходит ко мне.
– Проверю, нет ли там на площадке ничего лишнего.
Это он про Лосева?
А еще меня ревнивой обозвал. Сам-то?
Фыркнув, иду впереди, все равно рассчитывая, что Бергман полезет целоваться, а я не дамся.
Однако даже поднявшись со мной на этаж, Гера никаких поползновений в мою сторону не делает. Засунув руки в карманы пальто, ждет, когда я отопру, и внутрь не стремится.
Второй облом выводит меня из себя.
Ну не козел ли!
Захлопываю за собой дверь, и слышу, как он хохочет на лестничной клетке.
Я его убью!
Глава 52. Такое не прощают!
Меня сейчас разорвет. Я женщина-граната!
Еще в процессе раздевания и разувания звоню Медведевой. Кандидат наук и преподаватель в одном лице не отзывается, и я набираю другого бюджетника. Анька дисциплинированно берет трубку. Вот. На нее всегда можно положиться!
– Знаешь, что? Он козел! – начинаю я свою обличительную речь, лишенную аргументов, но понятную всем женщинам мира.
– Так они все козлы, – флегматично отвечает Анька.
И ведь не поспоришь.
– Он оказался таким мерзавцем! Та баба не Марго, и он не стал со мной целоваться! Зато угрожал всяким таким. Голословно! – возмущаюсь я.
Анька хихикает:
– Ключевое слово – голословно? Я бы не обольщалась. А кто тогда та баба?
– А в этом проявилась основная подлость Германа Александровича, он заговорил мне зубы, обещая непотребства, и я забыла спросить! – злюсь я.
– Какая ты ненадежная, – осуждает меня Анька. – Разведчик из тебя вышел хреновый. Следишь не до конца, спрашиваешь не все…
– Блин, да тут еще, похоже, он не понял, что мы засекли его с бабцом. Лишний раз не хотелось позориться, а аккуратно вызнать, Бергман не дал. Сбил с мысли, увел не в ту сторону…