Ставка на проигрыш (с иллюстрациями)

— Мелочь, а приятно. Дочка у меня историк, лучшего подарка ко дню рождения ей не придумаешь. — И, поднимаясь со скамейки, подмигнул нахохлившемуся «интеллигенту». — Куй деньги, изобретатель новых форм обслуживания. Может, дворец, как Сименон, себе отгрохаешь…

Судя по всему, «докер» знал не только «порядки» книжного рынка, но и его завсегдатаев. Поэтому Бирюков завел разговор о седом грузине, который якобы обещал новый сборник зарубежного детектива. Предположение подтвердилось. «Докер» сразу догадался, о ком идет речь:

— Шо-то, парень, не то говоришь. Не сезон теперь у Реваза сюда появляться.

— Как не сезон?

— Так, шо летом Реваз проводником на железной дороге работает. Закончит поездки, тогда можешь с ним встретиться. Только сомневаюсь, шоб ты у него здесь книгу купил.

— Цены высокие назначает, как те друзья?.. — Антон кивнул в сторону гривастых парней, которых, словно долгожданных коробейников, со всех сторон обступили суетящиеся книголюбы.

— Реваз — загадка…

«Докер» неожиданно погрозил пальцем небритому, сморщенному мужичку с перебинтованным горлом, только что продавшему за три рубля толстый том в новенькой суперобложке из серии «Библиотеки всемирной литературы», и сердито пробасил:

— Гоша! Еще раз увижу — в милицию сдам!

Мужичок испуганно юркнул в толпу.

— О разбойник с большой дороги! На похмелку у сына книги ворует, — расстроенно проговорил «докер» и вдруг подозрительно покосился на Бирюкова. — Ты, парень, никак из ОБХСС, а?..

— Почему? — улыбнулся Антон.

— Потому шо Реваз здесь никому книг не продает и ни у кого не покупает. Он только ценами интересуется, вроде как акционер, следит на бирже за курсом акций.

— Зачем ему это?

— В том и загадка.

Бирюков решил показать служебное удостоверение. Без особого интереса заглянув в него, «докер» отошел подальше от «интеллигента», начавшего бойко собирать задатки, и покосился на молчаливо слушающую Маковкину:

— Жёнка?

Антон утвердительно наклонил голову.

— При ней говорить можно?

— Вполне.

— Подозреваю, Реваз — «наложник»… — «Докер» интригующе помолчал. — Знаешь, шо это такое?

— Наложенным платежом, что ли, книги рассылает?

— Угадал. Трехрублевую книгу можно оценить, допустим, рублей в пятнадцать, а? Такие, мол, цены на нашем рынке. Беспроигрышная и, так сказать, благородная спекуляция: и заказчика выручил, и барыш имеется.

— Откуда ж заказчики берутся? — спросил Антон.

— «Наложники» на переписку денег не жалеют, у них в каждом городе тьма знакомых книжников.

— Книги, конечно, не здесь покупают?

— Места знать надо. У барыг покупать невыгодно…

Расставшись с «докером», Бирюков и Маковкина протолклись на рынке полдня. Публика была любопытной. Знатоки, группируясь, спорили о литературных новинках; вихрастый подросток, зажав в кулаке измятый рубль, горящими глазенками приглядывался к книгам по фантастике; нарядной молодой чете непременно нужен был двухтомник Андерсена, выпущенный издательством «Художественная литература», и последнее издание «Книги о вкусной и здоровой пище»; похожий на артиста парень настойчиво искал переписку Всеволода Мейерхольда. Рынок функционировал вовсю: кто-то менялся книгами, кто-то просто глазел из любопытства, но большей частью люди продавали и покупали.

Глава XXV

После полудня небо над Новосибирском нахмурилось, а когда Бирюков и Маковкина сели в рейсовый автобус, чтобы доехать до городского кладбища, забарабанили крупные дождевые капли. Исхлестав на асфальте пыль, дождь быстро перестал. Опять показалось солнце. Лишь в стороне Кузбасса, у самого горизонта, клубились сизые грозовые облака, и где-то далеко вздыхали раскаты грома, похожие на траурный артиллерийский салют.

Катафалк с гробом Холодовой подъехал к кладбищу ровно в три часа. Возле него остановилась грузовая машина с пирамидой памятника и оградкой, а чуть поодаль — автобус с людьми, двери которого сразу распахнулись, и Антон прежде всего увидел загоревшую лысину Овчинникова, помогающего оркестрантам выгружать инструмент. За оркестрантами чуть не минуту из автобуса тянулись незнакомые Антону парни и старушки. Среди них Антон узнал лишь Ксению Макаровну и еще одну соседку Деменского, с которой пришлось беседовать при выезде на происшествие. Сам Юрий Павлович, бледный как полотно, вышел из катафалка. Осторожно приняв на руки мальчика лет семи, он поставил его рядом с собою и помог спуститься на землю заплаканной пожилой женщине. За женщиной вышел ссутулившийся от горя Федор Федорович Холодов. Как догадался Бирюков, мальчик был сын Сани, Сережка, а заплаканная женщина — ее мать.

Парни обступили катафалк. Овчинников энергично принялся руководить выносом гроба. Звонко ахнули медные тарелки, и духовой оркестр заиграл рвущую душу похоронную мелодию. Деменский вытер лицо носовым платком, завсхлипывали старушки, совсем сгорбился Федор Федорович Холодов, обняв за плечи еле державшуюся на ногах жену. И только один Сережка, словно не понимая происходящего, любопытно уставился голубыми глазенками на оркестрантов.

Процессия двинулась вдоль кладбища к могиле. Антон и Маковкина пошли вместе со всеми.