Из беседы с начальником отдела кадров, пожилым, подкашливающим железнодорожником, выяснилось, что Реваз Давидович Степнадзе, несмотря на пенсионный возраст, уже который год подряд в летние месяцы, когда на железной дороге самый большой наплыв пассажиров, устраивается проводником дальнего следования на южном и среднеазиатском направлениях. В прошлые годы обслуживал поезда, работающие на Ташкент, Алма-Ату, Симферополь и Одессу. Нынче с июня обслуживает поезд Новосибирск — Адлер. Последний раз прибыл из поездки 21 августа («В день происшествия с Холодовой», — отметил Слава), а в следующие сутки снова отправился в поездку, хотя была вовсе не его смена. Почему так получилось, никто из резервного начальства толком объяснить не мог. Высказали лишь предположение, что Степнадзе вместо кого-то из проводников отправился в поездку. Служебная характеристика Реваза Давидовича была превосходной.
Попросив фотографию Степнадзе, Голубев, не теряя времени, поехал к соседке Деменского. Ксении Макаровны дома не оказалось. Выйдя из подъезда, Слава сел на пустующую скамейку и нетерпеливо стал ждать. Время шло, а старушка не появлялась. Голубев начал было подумывать, не подыскать ли ему более укромное для ожидания место, чтобы не маячить в милицейской форме у самого входа в подъезд, когда вдруг увидел медленно идущего Деменского. Пошатываясь, Юрий Павлович поравнялся со скамейкой, на которой сидел Слава, остановился и неуверенным голосом спросил:
— Можно… с вами посижу?
— Пожалуйста, — отодвигаясь к краю, ответил Голубев.
Деменский, качнувшись, сел. Доставая сигареты, тяжело вздохнул, будто хотел избавиться от запаха перегара. Закурив, повернулся к Голубеву:
— Я узнал вас. Сегодня утром вы были в кабинете уголовного розыска, где меня допрашивал капитан. Не так ли?..
— Так, — подтвердил Голубев.
— Почему милиция скрывает от меня, в какой клинике лежит Холодова?
— Чем разыскивать Холодову, лучше, Юрий Павлович, правду о ней рассказали бы.
— По-вашему, в уголовном розыске я лгал? — откинувшись на спинку скамейки, с вызовом спросил Деменский.
— Не лгали, но и до конца не говорили.
Юрий Павлович пьяно расхохотался:
— Вот чего захотели! Правду до конца… на блюдечке, с голубой каемочкой. Да я и сам до конца не знаю.
— Хотя бы одного-двух знакомых Холодовой в Новосибирске знаете?
— Не было раньше у Сани здесь знакомых, кроме меня да Реваза Степнадзе. При допросе я в одном только слукавил: когда капитан показывал мне фотографии каких-то уголовников, побоялся назвать одного парня.
— Какого?
— У которого перед отъездом в Свердловск на книжном рынке купил «Распятие Христа». Десятку уплатил, а пяти рублей не хватило. Адрес ему свой оставил, но он до отъезда не зашел за долгом.
— Фамилию парня не знаете?
— Нет. Минут десять всего торговались.
— А как он внешне выглядит?
Деменский, прищурясь, заговорил, и по его словам Голубев без труда представил портрет Васи Сипенятина.
— Почему в уголовном розыске об этом умолчали? — с упреком спросил Слава.
— Потому что был напуган, как школьник. Боялся обознаться.
— Теперь не боитесь?
— Теперь смелый, не боюсь…
Окурок прижег Деменскому пальцы. Поморщась, Юрий Павлович раздавил каблуком желтенький фильтр и, как будто вспомнив что-то неотложное, качнувшись, поднялся со скамейки. Не сказав больше ни слова, он размашисто зашагал к подъезду дома.
Ксению Макаровну пришлось дожидаться еще почти полчаса. Голубев увидел ее издалека. С неизменной своей авоськой старушка неторопливо приближалась к дому. Слава пригласил понятых для проведения опознания по фото и вместе с ними вошел к старушке в квартиру.
— Тот соколик! — без всякого сомнения опознала Степнадзе Ксения Макаровна.
— Какой? — уточнил Слава.
— С которым Саня встречалась на вокзале. Видите, волосы как пена…
— Пену, бабушка, можно покрасить.
— Зато лицо кавказское никуда не скроешь. Точно тот, ни капельки не сомневаюсь.
Голубев попросил старушку внимательно посмотреть остальные наклеенные на протоколы фотографии. Близоруко щурясь, Ксения Макаровна задержала взгляд на лице Васи Сипенятина и неуверенно заговорила:
— Кажется, вот этот гражданин в отсутствие Юрия Павловича дважды к нему наведывался. Спрашивал у меня, когда сосед появится дома. Только он теперь не стриженый, как на карточке, а тоже с белыми волосами, будто тот кавказец.
Голубев словно ухватился за ниточку:
— Давно это было?
— На прошлой неделе.
— А в день, когда случилось происшествие, не видели этого гражданина?
— Нет, милок, в тот день не видела.
В уголовный розыск Голубев возвратился поздно вечером. Бирюков сидел за своим столом и сосредоточенно читал какие-то телеграммы, поочередно заглядывая то в одну, то в другую. Привычной скороговоркой Слава доложил о результатах. Когда он замолчал, Бирюков взял одну из телеграмм: