— Вот гад в Новосибирске завелся! Одним почерком работает! Раздевает баб и…
— А кого он еще раздел? — быстро перебил Антон.
— Как кого? Ту, чью сумку матери-старушке моей подбросили.
— Откуда знаете? Я ведь ее снимок вот так, как этот, вам не показывал…
Сипенятин мгновенно постарался исправить неожиданный промах:
— Чо, капитан, зазноба продолжает меня топить?
Бирюков положил фотоснимки на стол.
— Дело значительно хуже, Василий… Не Звонкова вас уличает, а соучастники, с которыми вы связались.
— Не имею привычки в групповых делах участвовать. — Сипенятин обиженно насупился. — Я один на один работаю.
Случай был самый подходящий, чтобы проверить предположение Степана Степановича Стукова относительно подделанной иконы, и Антон спросил:
— За что последнее наказание отбывали?
— За бабкину икону.
— Сами ее подделали?
Сипенятин словно приготовился к прыжку.
— От бабки такая досталась. А чо?..
— Неправду говорите, вот что. — Бирюков разложил около десятка фотографий, среди которых были и снимки лиц, причастных к делу Холодовой. — Может быть, скажете, кто из этих людей мастер по подделке икон?
— Чего старое ворошить? — буркнул Сипенятин. — За икону я три года от звонка до звонка в зоне оттрубил.
— Напрасно строите «джентльмена», когда вас снова без зазрения совести на скамью подсудимых усаживают.
Вася не проронил ни слова, но по насупленному лицу можно было понять, что он борется с собой. Чтобы вызвать его на откровенность, сейчас следовало очень быстро найти какой-то, пусть незначительный, довод. Бирюков достал из сейфа сумку Холодовой и, поставив ее на стол, строго проговорил:
— Теперь, как понимаете, не тремя годами пахнет. Кстати, в этой сумке были деньги. Где они?
— Там всего двести рублей было, — ухмыльнулся Сипенятин.
— Откуда у вас три тысячи взялось?
— Я ж говорил уже: пахан дал.
— Какой? За какую услугу?
Вроде решив, что терять нечего, Вася поморщился и ткнул пальцем в фотографию Степнадзе.
— Вот этот пахан. Расплатился за то, что я не заложил его перед последней отсидкой.
— Рассказывайте все по порядку.
Сипенятин посмотрел на Маковкину:
— Корреспондентка?..
— Следователь прокуратуры, — коротко ответила Наташа.
— А-а-а… — разочарованно протянул Вася и опять повернулся к Бирюкову. — Однажды такая же симпатичная писала про меня в газете. «Из зала суда» статья называлась. Кореша с воли присылали в зону. Хотел сберечь на память, а один щипач искурил…
— Говорите по существу, — оборвал Антон.
— По существу так дело было… — Сипенятин шумно вздохнул. — С паханом тем снюхался, когда мать-старушка рядом с Фросей Звонковой жила. Пару иконок по червонцу ему продал. Через неделю двинул я от скуки на толкучку помышковать. Смотрю, один гусь мои иконки по сотняге толкает, а пахан, как вроде бы посторонний, цену взвинчивает. И продали каким-то чудикам! Только вырученные башли в лопатники сложили, подхожу к ним: «Здрасьте, папаша. Прошу пожертвовать бедному наследнику пятьдесят процентов из вашей выручки, а то Уголовный кодекс по вас скучает». Заюлил, выкладывает сотнягу. Говорю: «Есть икона шикарней. Толкнем совместными усилиями?» — «Сам толкай». — «Папаша, кто у меня за приличную сумму купит? Как увидят мой портрет, сразу кошельки щупать начнут — не испарились ли червонцы?..» Короче, клюнул пахан. Отдал я ему икону. Через месяц приносит назад — золотом горит и камушки играют. Толкует: «Проси две тысячи. Цену накрутить помогу». У меня глаза чуть не выскочили от такой цены: «Сколько на мой пай отвалишь?» — «Пятьсот». Хлопнули по рукам. Нашел я на толкучке чудика. Закрутил тот икону со всех сторон. И поиметь ее хочется, и цена колется, и мама не велит. Солидно подходит пахан. Проверил «золото», «камушки» поглядел, подсказывает чудику: «Не меньше трех тысяч, понимаешь, стоит». Чудику как скипидару плеснули — испугался, что я заломлю все три… — Сипенятин, помолчав, презрительно хмыкнул. — А когда угрозыск взял меня за хвост, звоню пахану, мол, в исправительно-трудовой колонии двое нар пустует. Пахан хлеще того чудика взбрыкнул. Дескать, бери дело полностью на себя. Вернешься после отсидки — три тысячи наличными получишь и, кроме того, при необходимости в любой день червонец без отдачи на выпивку иметь будешь. Кумекаю, такого козырного пахана беречь надо. Если с умом доить, то красиво жить можно. А в зону я его всегда успею пристроить, если вздумает наколоть. Вот так, начальник, по существу…
— Кто подделывал икону? — спросил Бирюков.
— Не знаю.
— Зачем время тянете? В этой компании художник ведь один…
Сипенятин нахмуренно замкнулся, словно еще не мог решить, стоит ли откровенничать до конца. Чтобы поторопить его, Антон спокойно сказал:
— На этот раз скрыть компаньона не удастся, а наказание за соучастие в убийстве будет значительно строже, чем за подделку старой иконы. Надеюсь, сами понимаете это…
— Не знакомился я с тем художником и ни в каких мокрухах не участвовал, — хмуро набычась, проговорил Сипенятин.
— И прописку в Новосибирске вам никто не обещал?
— Чего?..