Ставка на Проходимца

— Это нужно немедленно обработать! — Люська бесцеремонно задрала на мне футболку и принялась обследовать кровоподтек. — Тебе же в таком состоянии лежать нужно! О, господи, да у тебя на голове кожа рассечена, а щеку ты свою видел?!

— Люсь, про щеку ты еще вчера все уши прожужжала. Не умру я! От такого не умирают… — я покривился, когда пальчики сестры немного нажали на брюшину, — но и добивать не нужно!

Из лачуги вышел Имар со снайперкой за плечами и моим дробовиком в руках.

— Нужно пойчи обыскать, — сказал он мне. — А чо жарко, завоня…

Он запнулся, увидев мои страшные глаза.

— Кого обыскать? — спросила подозрительно Люська.

Вчера ночью, когда все успокоилось и Санек стянул с себя пропитанную местным аналогом нефти и потяжелевшую от нескольких килограммов песка одежду, я рассказал сестре наспех сочиненную байку о напуганных нашим смелым отпором и бежавших разбойниках. Причем в это же время Имар оттаскивал подальше тело того несчастного, чья голова попала под мой выстрел возле валуна, внизу склона.

— Местность, — ответил я, забирая у Имара дробовик и подталкивая его от сестры. — Мы там вчера где-то дикую собаку подстрелили, вот хотим закопать ее, пока не завонялась…

— А почему прямо не сказачь? — недоуменно спросил Имар, когда мы спускались вниз по склону. — Пусчь знаечь, что ее как нужно защищали!

— Она покойников до смерти боится, — сказал я. — Да еще узнает, что их семь штук, да еще и мы виноваты в их упокоении… Переживать станет, плакать. Нам это нужно?

— Совсем не нужно, — согласился Имар и тут же значительно добавил: — Она насчоящая женщина, Алексей.

Я недоуменно посмотрел на него.

— Она не чакая, как наши женщины, что забыли, как ими бычь, — пояснил Имар. — Она, наверное, даже оружия в руках не держала…

— Не держала, — подтвердил я. — Кроме скалки и сковородки.

— Насчоящая женщина… — мечтательно протянул Имар и замолчал надолго.

Я похмыкал про себя и, следуя за Имаром, принялся рассуждать над событиями вчерашнего дня. Выводы из моих рассуждений были самые неутешительные: я был полностью не готов к опасностям Дороги. И дело даже не в том, что я умудрился попасть в лапы ночным разбойничкам и выжил только благодаря вмешательству сначала Мани, а затем и Имара. Нет, больше я был расстроен тем, что, придя в лачугу и обняв плачущую от переживаний сестру, я практически сразу отключился и благополучно проспал до самого утра, не позаботившись о ночной охране. Эту функцию добровольно взял на себя Имар, и мне было невыразимо стыдно перед этим человеком, которого я так мало знал и который, тем не менее, спас мне и Люське жизнь, а после всю ночь просидел не смыкая глаз, охраняя наш сон. Не клеилось это как-то к образу чернокожего партизана-отморозка, люто ненавидевшего представителей белой расы. Не срасталось как-то…

Мы подошли к тому месту, где лежали трупы подстреленных Имаром разбойников. Запаха пока не было, но я с брезгливостью приблизился к телам. Все-таки есть, остается в нас, людях, какое-то особенное отношение к трупам: вроде и понимаешь, что мертвец тебе никакого вреда не причинит, и все же какой-то скрытый страх перед покойником шевелится где-то внутри, напрягает нервную систему… Виной ли этому многочисленные киноновеллы о ходячих мертвецах? Вряд ли. Страх перед покойниками живет в нас, независимо от его веры или убеждений, и страх этот, скорее всего, от того, что мертвый человек —неправильныйчеловек. Не должно быть такого, не запланировано Тем, Кто творил людей по образу и по подобию Своему, чтобы дух человеческий покидал телесную оболочку. А если оболочка после смерти и начнет двигаться, то это означает, скорее всего, что вместо ушедшего духа в нее вселился кто-то другой, злой, ненавидящий остальных, живых людей…

— Их оружие нам не подойдечь, — прервал течение моих рассуждений Имар. — Видишь, какой хлам? — Он протянул мне какую-то древнюю фузею, чуть ли не с кремневым замком.

Я прошелся от трупа к трупу. Действительно, ночные налетчики были вооружены кое-как — жалкими ржавыми стволами и кривыми тесаками, от вида которых у меня кишки подтянулись: не хотел бы я получить такую железяку в пузо. Только возле одного разбойничка — загорелого, узколицего, с жидко-козлиной седоватой бородкой, одетого чуть получше остальных, — лежала практически новенькая трехлинейная винтовка Мосина, а на бедре красовался револьвер, кажется, системы «наган», в потертой кожаной кобуре на офицерской портупее. Такие портупеи я видел только в старых фильмах про революцию. Этому разбойнику еще бы чалму на голову или — кепку с красной звездой, и был бы — вылитый персонаж «Белого солнца пустыни». Но вместо чалмы на голове бандита красовалась замасленная бейсболка с эмблемой «Скании». Вот черт, это же Данилыча кепка!

— Имар! — Я указал на находку. — Что это?

— А, воч она и нашлась! — Имар снял кепку с головы мертвеца, отряхнул ее от песка и пыли. — У Данилыча ее в поселке украли несколько дней назад. Переживал сильно…