Ставка на Проходимца

Перекресток был пуст. Усталый октябрьский ветер сделал тщетную попытку оторвать влажные листья от дороги, но сдался, грустно наблюдая, как колеса мотороллера еще глубже припечатывают их к асфальту. Я убедился, что никто не жаждет пересечь направление моего движения, и крутанул ручку газа. Корейский двигатель объемом «чуть-чуть меньше пол-литра» бодро зажужжал и потянул вперед содержащее его китайское изделие из металла, резины и пластика под гордым названием «SPEED GEAR». Пластика, кажется, было больше всего.

Октябрь в этом году выдался как никогда прохладным. Листва рано стала опадать, ночью пару раз температура опускалась почти до нуля. Как-то грустно все выходило…

Я свернул на узкую плохонькую дорогу, ведущую мимо баз отдыха (нашли где отдыхать — на краю города с тяжелой индустрией), и задумался, позволяя подсознанию вести мотороллер. Чем-то такие поездки напоминали полеты на «хатане», называемом в просторечии «метлой». Жалкое подобие, конечно: куда черно-желтому, жужжащему, как большая сердитая муха, мотороллеру до стремительного модуля на силовой подушке, буквально парящего над дорогой, интуитивно слушающегося руля и даже на наклоны туловища и нажим коленей отвечающего адекватными реакциями!

Вовремя повернув и пропетляв по узеньким, утрамбованным ногами рыбаков тропинкам, я выехал на берег Днепра, утвердил мотороллер на ножке-подставке, снял рюкзак, расстелил туристический коврик. Сел, устремляясь взглядом над темно-серой водой к светло-серому небу…

Мне всегда хорошо здесь думалось. Это местечко я открыл около месяца назад: скрытое зарослями от любопытных взглядов и слишком труднодоступное для пьяных вакханалий, оно сразу мне приглянулось. Здесь я немного успокаивался душой. Здесь можно было произнести несколько слов к Богу, не опасаясь, что кто-то подслушает. Здесь можно было помечтать о Дороге.

Я не знаю, что ощущают моряки, лишенные моря, летчики, отлученные от неба, охотники, потерявшие лес… Я только знаю, что внутри меня накрепко поселилось чувство утраты и осознание, что меня обокрали: Проходимцу нельзя без Дороги, иначе теряется смысл его призвания. Это как художник, которому запретили писать, музыкант, лишенный инструмента… Кот, запертый дома в самый разгар марта…

Кстати, о мартовских котах: я ужасно скучал по Илоне. Скучал, страдал, мечтал и ревновал. Никогда не думал, что любовь может быть такой мучительной. Я ревновал Илону ко всем более-менее симпатичным мужикам из ее окружения; ну, по крайней мере, — которых помнил. Да еще и Жан-Баклажан… Вот уж кого я ненавидел заочно, так это его! Меня даже сны мучили про то, как он раз за разом подкатывает к дочери пана Стаха, а тот уговаривает «каприсну доньку» принять женишка-самовыдвиженца в свои объятия: мол, времена трудные, а у Жана отец — шишка в Совете! Я кидался, чтобы угостить кулаками ненавистного конкурента, и… просыпался в поту на перекрученных простынях, и разбуженная моими криками Люська снова грела мне молоко среди ночи…

Когда я вернулся домой — хорошо одетый, с деньгами — ко мне вновь стала наведываться Катерина. Я даже провел пару вечеров со своей старой пассией, пытаясь как-то скрасить унылое отшельничество, но окончилось это ничем: Катя оказалась слишкомприземленнойдля меня, и интересовали ее, похоже, только казначейские бумажки в моих карманах. Так что, утомленный Катиными требованиями, запросами и пустым трепом, я отошел в сторону от этой симпатичной, но пустой куклы, которая особенно и не обиделась на меня, сразу переключившись на другой объект внимания. Через сестру я узнал, что моя бывшая жаловалась своим подругам на то, какой я скучный и замкнутый ухажер, намекая на то, что у меня «крыша немного сдвинулась».

Ну и шут с ней, с Катериной. Переживать я не собирался: меня гораздо больше волновали дела и люди, отделенные от меня многочисленными Проездами и фантастическим расстоянием.

Дернуло же меня влюбиться в девушку, находящуюся неизвестно за сколько световых лет от Земли! Или не световых лет, а измерений, уровней бытия, физических планов состояния мира… Бессмысленно пытаться понять, осмыслить сеть Дороги, соединяющую узелки миров, словно… э… ну пусть будет — паутина. Не человеческий все-таки это уровень восприятия. Вот только мне эта оранжевая «паутина», как ни странно, давала чувство необыкновенной свободы. А вот теперь я заперт на Земле, и непонятно, когда смогу отсюда выбраться. Ощущение — словно бы меня в камеру-одиночку посадили. Причем без окон и права на прогулку. И это осознание клетки, совместно с преследующими по ночам снами, давило на меня день ото дня.

Вдобавок еще не давали покоя и мысли о судьбе Данилыча с Саньком. Что случилось с транспортом, остались ли они вместе с Ками живы, добрались ли до места встречи? То, что они меня оставили в мертвом городе, не означало прямого предательства: обстоятельства были таковы… И теперь мне нужно найти их и помочь добраться до Геи… Плюс — я оставался кое-кому кое-что должен: там, в одном из миров.