Ночь была его самым любимым временем суток. Аромат порта, вплывающий через маленькое окошко, состоял из запахов морской соли, мертвого планктона, угля, вековых обломков кораблекрушений, гниющих морских организмов, отходов и многого другого. Он закрыл глаза и глубоко вдохнул, набрав полные легкие этих особых, ни с чем не сравнимых запахов. Казалось, что прошла целая вечность, пока его черные глаза, глубоко посаженные по обеим сторонам от тонкой, как лезвие, переносицы, снова открылись.
Его звали Ху Ксу. Ему было почти шестьдесят, и он был художником смерти, называя сам себя динером. Динер — старое немецкое название патологоанатома, имеющее также значения «ответственный слуга», «раб», но Ху Ксу не был ни тем, ни другим. Маленькая, понятная только ему шутка. В молодости, когда он жил с родителями в Америке, Ху Ксу несколько лет проработал патологоанатомом в Аризоне, в Темпе.
Традиционно всех избравших эту профессию называют этим немецким словом. Быть динером — копаться во внутренностях и выкладывать на стол кишки. Расстегивать мешки с трупами. Распахивать тела и узнавать их тайны, истории мертвецов. Ху Ксу обожал тайны. Это у него было в крови.
В Темпе, когда шериф и его люди узнали тайны Ху Ксу и бросились за ним в погоню, его называли просто «китаец». Китайцу очень сложно спрятаться в Аризоне. Здесь же, у себя на родине, он снова был невидимкой.
Стоя перед возвышением, где стоял железный тазик, до краев наполненный горячей мыльной водой, Ху Ксу внимательно вглядывался в замутненное от пара зеркало и рассматривал отраженную там идеальную красоту. От одного только вида собственного прекрасного лица у него по слегка искривленному позвоночнику шли подрагивающие импульсы наслаждения.
— Да-а-а-а-а-а, — прошипел он сквозь маленькие, ровные и очень острые зубы. — Я прекрасный динер.
И действительно, в его обычном состоянии, как сейчас, на него можно было только дивиться. Его тело, от шеи и дальше вниз, украшало восхитительное панно из переплетающихся замысловатых татуировок. На груди был изображен сверкающий желтыми, малиновыми и изумрудно-зелеными оттенками двуглавый китайский дракон, который спускался ниже черной фигурки Тао. Дракон на животе изрыгал оранжевые языки пламени, которые разделялись внизу и огибали его маленький, уродливой формы пенис. Несмотря на его неправильную форму, а может быть, как раз из-за нее сексуальные аппетиты Ху Ксу были неуемными и самыми разнообразными. Он обладал невероятно обостренным осязанием. То же самое можно было сказать и обо всех остальных органах чувств: вкусе, слухе и зрении.
Он усмехнулся, обнажив зубы, и пробормотал нечто одобрительное по поводу открывавшегося ему вида. Идеально ровные и белоснежные зубные протезы скрывали его собственные некрасивые зубы. Из волос у него оставалась тоненькая козлиная бородка и черный клок на лысой голове. Обычно он заплетал редкие пряди в косички и украшал семью серебряными черепами, которые позвякивали при каждом движении.
Сейчас он сбрил бородку и натянул на волосы латексовую имитацию лысины, так что косички исчезли.
Сегодня серебряные черепа были скрыты от глаз, но обычно их металлическое позвякивание становилось последним звуком, который бесчисленные жертвы Ху Ксу слышали в своей жизни. Он улыбнулся, вспоминая свои славные победы и достижения.
Он провел рукой по костлявому черепу, скользкому от пота, облизал тонкие сухие губы. Надо поторапливаться. Он не может опоздать на встречу с генералом Муном, а ему еще много всего нужно сделать, перед тем как уйти с барки. На маленьком деревянном столике у зеркала стояла красная кожаная сумка. В ней находились самые разнообразные и многогранные тайны, из которых и состояла его жизнь. Он сунул руку в сумку.
Ху Ксу осторожно достал еще один резиновый протез и бесчисленное множество тюбиков с кремом, гримом и пудрой. Ему нравилось петь, работая. Он исполнял песенку семи гномов, которую еще ребенком слышал в мультике «Белоснежка». Песня вдруг всплыла у него в голове, и он запел ее вслух — получилось красиво. Одной из многочисленных способностей Ху Ксу был удивительный дар подражать голосам. Душевный голос Эрика Клептона поплыл по покачивающейся на волнах барже.
Через двадцать минут морщинистый убийца исчез. Вместо него появилась миниатюрная женщина из высших кругов шанхайского общества. Звали ее мадам Ли, и у нее были все необходимые документы, чтобы это доказать. Пожилой сгорбленный Ху Ксу в черном шелковом платье с перламутровыми пуговицами наклонился вперед и стал внимательно разглядывать себя в зеркале. На щеках у него был тонкий слой румян, ресницы казались густыми и длинными за счет умело наложенной туши. А благодаря помаде и контурному карандашу губы казались не такими тонкими. Черный парик, подкрашенный хной, был забран в тугой пучок.