Ставка на выбывание (СИ)

— Самое главное, ты понимаешь, что всё это глюк, но не можешь от него избавиться. Не можешь собой управлять. Не знаешь, как с этим бороться. Не можешь с этим бороться. Просто ждешь, когда закончится. Знаешь, когда начинается, и ждешь, когда закончится… — тихо говорил, глядя Марию. — Всё, что тебе сказал Юдин, правда. Но есть одно большое «но». Я был адекватен и психически здоров. Мои приступы — это не следствие какой-то болезни. Это воздействие психотропных, которые мне подсыпали в еду. Я, разумеется, об этом не знал.

— Это делал Юдин?

— Я жил с ним после убийства родителей, и у него была возможность сделать что-то подобное. Да, это было убийство. Наверное, самое время назвать вещи своими именами. Это было убийство, а не несчастный случай, как принято говорить. Всё, что со мной произошло после смерти отца и матери, дает мне право думать именно об убийстве. Но это бездоказательно. И никаких прямых доказательств я никогда не найду, иначе бы уже нашел. Всю жизнь ищу.

Маша знала, что родители Виталия погибли якобы при пожаре. Подробности трагедии она не выспрашивала, духу не хватало. Чувствовала, что для него это очень болезненная тема и боялась ее затрагивать.

— Любимый дядюшка очень обо мне заботился, — саркастически улыбнулся. — Очень хотел, чтобы в четырех стенах меня закрыли навечно. У него почти получилось. Свое восемнадцатилетие я встретил в психушке. Мигом повзрослел. Лет на десять сразу стал старше.

— Он всё это делал из-за денег? — старалась скрыть ужас от слышанного.

— Конечно. Из-за денег. Из-за моего положения. Из-за возможностей, которые открывает мое состояние. Два месяца я провел в психбольнице, где меня кормили препаратами, подавляющими волю. Я их правда не ел.

— Как же ты смог?

— Научился не глотать. Жить захочешь и не такому научишься. Прятал под язык или за щеку. Запивал водой, язык показывал медсестре: полюбуйся, я все сожрал. Таблетки выплевывал. Если приходилось глотать, вызывал рвоту. Потом старательно изображал спокойного психа, проявляя полную безучастность к окружающему. Вел себя тихо и строил карточные домики. Это единственное, что я мог делать, чтобы не стать психом по-настоящему. Но было трудно, — безрадостно улыбнулся, — очень трудно проявлять малоподвижность и безучастность, когда тебе восемнадцать, у тебя в душе огонь, за спиной крылья, а в голове мозги.

С каждым его словом, страх в глазах Машки таял. В них появлялось понимание. Она чуть расслабилась и села удобнее, привалившись к спинке дивана.

— Главное, режим не нарушать. Спать ложиться вовремя. Есть. Хоть что-нибудь. И не буянить. Иначе ширнут. Таблетки можно вырвать, а после укола препарат гарантированно в организме. Ничего не сделаешь. Не только мозги полетят, но и побочка убийственная будет. Хотя я был психом на особом положении, — иронично усмехнулся, — обращались ко мне только на «вы». Аккуратно и вежливо, без агрессии и насилия.

— Господи, какой ужас… уму непостижимо… — не сдержавшись, выдохнула Мария.

— Мой отец был очень умным человеком. Он хорошо понимал, что большие деньги вызывают большую зависть, Машенька. Большие деньги — большие проблемы. Еще он понимал, что, кроме него, никто меня не защитит. Никто обо мне не позаботится, если с ним что-нибудь случится.

Юдин крупно просчитался, когда решил, что признание меня невменяемым позволит ему хоть как-то управлять моим состоянием. Весь мой капитал пропущен через многоуровневую систему трастовых фондов. Но Станислав Игоревич этого не знал. Чтобы добраться до этих денег, нужно завалить человек сто пятьдесят, включая меня, и нарушать юрисдикцию как минимум пяти стран. И то не факт, что состояние отгребешь. В лучшем случае оно останется лежать на счетах мертвым грузом. А в худшем — его отожмет государство. Последнее невыгодно даже моим врагам.

Если «Гросс» отойдет государству, то в наших бизнес-структурах начнется нехилый передел. Это никому не нужно. Олигархия не хочет терять своих позиций. Сейчас мы используем государственную власть в своих интересах. Вот ты, Машенька, выращиваешь цветы. А я выращиваю людей.

Адвокатов, юристов, судей, депутатов… Могу вложить в человека деньги, поднять его по карьерной лестнице до нужного уровня и ввести в нужную мне структуру, где он пожизненно будет защищать мои интересы. Я не даю взяток, не угрожаю, я плачу людям зарплату, и они работают на меня там, где мне это нужно.

— Как же тебя отпустили? Как ты оттуда выбрался?

— Не очень легко управлять такой корпорацией, как «Гросс». Вдвойне тяжелей, когда она тебе не принадлежит. Юдин переоценил свои возможности, в компании возникли проблемы. Нужно было вывести из моего фонда очень крупную сумму и ввести ее в «Гросс». Но траст именной. Распоряжаться деньгами могу только я. Мое имя, моя подпись, и никаких других случаев. Юдин быстро понял, что я нужен ему вменяемым, и вытащил меня. Изображал желание помочь, заботу и переживание. Говорил, что всё было только для моей пользы.

— Ничего себе польза…

— Я согласился перекинуть деньги с одним условием.

— С каким?