Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)

Многие слушатели были положительно настроены к Маяковскому, но некоторые пришли только для того, чтобы его шпынять. Когда, читая “Во весь голос”, он дошел до строк: “Неважная честь, / чтоб из этаких роз / мои изваяния высились / по скверам, где / харкает туберкулез, / где блядь с хулиганом / да сифилис”, — его перебивают, протестуя против “грубых слов”, и он вынужден прервать чтение. Вместо этого он читает несколько других стихотворений, после чего просит присутствующих задавать вопросы. Один студент говорит, что не понимает “Облако в штанах”. Маяковский не отвечает. Другой передает на сцену записку: “Верно ли, что Хлебников гениальный поэт, а вы, Маяковский, перед ним мразь?” Маяковский отвечает, что не хочет соревноваться с другими поэтами, но что хороших поэтов в Советском Союзе мало. Уставший, он спускается и садится на лестницу трибуны, прикрывая глаза, часть публики его едва видит. Берет слово студент Зайцев: “Товарищи! Рабочие не понимают Маяковского из-за маяковской манеры разбивать строки”. Маяковский ответчает: “Лет через пятнадцать-двадцать культурный уровень трудящихся повысится, и все мои произведения станут понятны всем”. Студент Михеев добавляет: “Пусть Маяковский докажет, что его через двадцать лет будут читать. — Публике смешно. Он продолжает: — Если товарищ Маяковский не докажет этого, не стоит заниматься писанием”. На-

I

строение в зале становится все более воинствующим. Другой студент, Макаров, объясняет: “Маяковский поэт. А я — люблюпоэзию. Люблю читать стихи, могу читать любого. Маяковского я не мог читать ни в какой аудитории”.

На вопрос^чтоон написал о Ленине, Маяковский отвечает чтением отрывка из поэмы “Владимир Ильич Ленин” о смерти Ленина. Он читает с колоссальной силой, и публика отвечает громом аплодисментов, что, однако, не мешает одному студенту подняться на трибуну и заявить: “Маяковский говорит, что уже двадцать лет пишет. Но он много говорит о себе, много себя восхваляет. Нужно бросить это дело. Маяковскому нужно заняться настоящей работой”. Вытеснив студента, Маяковский возмущенно отвечает: “Предыдущий оратор говорил глупости: за сорок пять минут я ничего не говорил о себе”. Из зала раздается голос: “Надо доказать”. Маяковский просит поднять руку тех, кто не понимает его поэзию, — отзывается четвертая часть публики. Пьяный студент по фамилии Крикун, взяв слово, заявляет: хотя Маяковский проповедует правильные политические взгляды, он “делает перегибы в своей работе, как партийцы в своей политической деятельности”. В качестве примера он приводит стихотворение, в котором на полутора страницах повторяется слово “тик-так”. Маяковский бросился на трибуну с протестом: “Товарищи! Он врет! У меня нет такого стихотворения! Нет!!” Крикун отказывается покидать трибуну: “Читаемость Маяковского слаба, потому что есть в работе Маяковского перегибы”. Маяковский разъярен: “Я хочу учиться у вас, но оградите меня от лжи… Чтобы не вешали не меня всех дохлых собак, всех этих стихов, которых у меня нет. Таких стихов, которые приводили здеь, у меня нет! Понимаете? — Нет!!”

Атмосфера накалена до предела, Маяковский и его оппоненты не уступают друг другу. Студенты начинают выкрикивать с мест, не прося слова. Одна студентка размахивает руками. Маяковский: “Не машите ручкой, от этого груши с дерева не ссы- пятся, а здесь человек на трибуне”. Приводя цитаты из выступлений студентов, Маяковский показывает, насколько плохо они разбирались в поэзии: “Я поражен безграмотностью аудитории. Я не ожидал такого низкого уровня культурности студентов высокоуважаемого учреждения”. Студент в очках кричит: “Демагогия!” — “Демагогия?! Товарищи! Это демагогия?!” — спрашивает Маяковский у публики. Студент кричит в ответ: “Да, демагогия”. Маяковский, склонившись вниз, приказывает ему с трибуны громогласным голосом: “Сядьте!” Отказавшись садиться, студент продолжает кричать. Все встают. “Сядьте! Я вас заставлю молчать!” Публика успокаивается, все садятся. В очередной раз Маяковский одержал победу в поединке с публикой. Но цена победы велика. Шатаясь, он спускается с трибуны и, опустошенный, садится на ступеньки. Покидая зал, он забыл трость, чего никогда прежде с ним не случалось.