Лелевич был прав в том, что в качестве поэтического произведения “Про это” гораздо более убедительна, чем поэма о Ленине. Однако “трагическим” было не то, что считал таковым Лелевич, а нечто иное — отрицание Маяковским личности и значения личности. Для того чтобы “перешагнуть через себя”, то есть перебороть свой внутренний лирический импульс, Маяковскому предстояло сделать дальнейшие шаги в этом направлении — и он их сделает, несмотря на то что это было противопоказано его природе.
Ценное в поэме “Владимир Ильич Ленин” — не дифирамбы в адрес Ленина и коммунистической партии, а предупреждение, что после смерти Ленин превратится в икону. Ленин, которому поклоняется Маяковский, — “обыкновенный мальчик”, родившийся в русской провинции, выросший и ставший “самым человечным человеком”. Если бы он был “царствен и божествен”, Маяковский несомненно протестовал бы и “стал бы в перекоре шествий, / поклонениям / и толпам поперек”.
Яб
нашел
слова
проклятья громоустого,
и пока
растоптан
я
и выкрик мой,
я бросал бы
в небо
богохульства,
по Кремлю бы
бомбами
метал:
долой!
Больше всего Маяковский опасался, что к Ленину, как и к Марксу, будут относиться как к “замурованному в мрамор, гипсом холодеющему старику”. Здесь он отсылает к "IV Интернационалу”, в котором Ленин описывется как застывший памятник:
Я боюсь,
чтоб шествия
и мавзолеи,
поклонений
установленный статут,
не залили б
приторным елеем
ленинскую
простоту, —
предупреждает Маяковский, забывая, что своей семидесятипятистраничной поэмой он сам способствует такому развитию.
Опасения, что Ленин после смерти будет канонизирован, были глубоко осознанными — и обоснованными. Прошло совсем мало времени, и Госиздат (!) начал рекламировать гипсовые, бронзовые, гранитные и мраморные бюсты вождя “в натуральную и двойную величину”. Бюсты тиражировались с оригинала, выполненного скульптором Меркуровым — упомянутым Маяковским в поэме “Рабочим Курска”. Целевыми группами были “госучреждения, партийные и профессиональные организации, кооперативы и проч.”.
Лефовское чествование мертвого вождя носило другой характер. Теоретический раздел номера 1(5) “Лефа” за 1924 год посвящался языку Ленина. Среди авторов были выдающиеся формалисты, как, например, Виктор Шкловский, Борис Эйхенбаум, Борис Томашевский и Юрий Тынянов, чьи работы представляли собой новаторские попытки проанализировать язык политики с формалистических позиций. Для них Ленин был “деканониза- тором”, который во имя эффективности языка “снижал высокий стиль” и т. п. Такое стремление к действенной простоте совпадало с теоретическими амбициями лефовцев, но резко контрастировало с канонизацией Ленина, начавшейся, едва остыло его тело.
Весь номер “Лефа” был, по сути, полемическим выпадом против подобного развития: эссе о языке Ленина — косвенным, пере-
довица же — совершенно открытым. Ссылаясь прямо на рекламу бюстов Ленина, редакция “ Лефа” в программном заявлении “Не торгуйте Лениным!” обращалась к властям со следующими призывами:
Мы настаиваем:
Не штампуйте Ленина.
Не печатайте его портретов на плакатах, на клеенках, на тарелках, на кружках, на портсигарах.
Не бронзируйте Ленина.
Не отнимайте у него его живой поступи и человеческого облика, который он сумел сохранить, руководя историей.
После возвращения из Берлина в мае 1924 г. Маяковский
встретился с японским писателем Тамидзи Наито. За столом рядом с ним и Лили сидит жена Сергея Третьякова Ольга, слева от Наито (в центре) стоят Борис Пастернак и Сергей Эйзенштейн, справа — советский дипломат Арсений Вознесенский и переводник Наито.
Ленин все еще наш современник.
Он среди живых.
Он нужен нам, как живой, а не как мертвый.
’ Поэтому,—
Учитесь у Ленина, но не канонизируйте его.
Не создавайте культа именем человека, всю жизнь боровшегося против всяческих культов.
Не торгуйте предметами этого культа.
Не торгуйте Лениным.
Учитывая, до каких масштабов будет впоследствии раздут культ Ленина в Советском Союзе, можно сказать, что текст по своей проницательности сродни пророчеству. Однако читатели “Лефа” его так и не смогли прочесть. В содержании журнала указывалось, что номер начинается с 3-й страницы передовицей “Не торгуйте Лениным!”. Но в основном тираже эта страница отсутствовала, а пагинация начиналась со страницы J. Руководство Госиздата, отвечавшее за распространение “Лефа”, пришло в ярость из-за критики по поводу рекламы ленинских бюстов, и передовица была изъята. Она чудом сохранилась в нескольких обязательных экземплярах, которые успели попасть в библиотеки прежде, чем заработали ножницы цензуры.
Шкурой ревности медведь лежит Когтист