...«Я приготовил Вам небольшой, но приятный подарок, любезная Вера Афанасьевна, который вы можете забрать в удобное для Вас время на почтамте до востребования. Если же я не появлюсь и в том памятном уголке, где мы с Вами вкушали счастье, то знайте — сердце моё рвалось к Вам, и только враждебные обстоятельства непреодолимой силы помешали вашему другу. Засим заканчиваю это письмо, надеясь на скорую встречу, и на всякий случай — прощайте!»
Заклеил конверт, подошёл к окошечку, где сидел почтовый чиновник.
— Отправьте письмо по этому адресу, — дал ему конверт с письмом для Верочки. — И мне нужно оставить здесь подарочную коробку до востребования. Сделаете?
Чиновник посмотрел на меня. Одет я был прилично, но небогато.
— Разумеется, ваше благородие. Что за предмет?
Я водрузил на стойку коробку из шикарного ювелирного магазина. Чиновник, пожилой дядька в мундире с блестящими пуговицами и седоватыми бакенбардами, посмотрел на коробку оценивающим взглядом. Мой рейтинг сразу возрос на сотню пунктов.
— Ценная вещь, ваша милость. С доплатой будет. На какой срок желаете оставить? Можно на час, на три, на день. Можно на неделю, но дорого выйдет.
— На неделю. И чтобы в сохранности был — я проверю!
Моя репутация подскочила в глазах чиновника ещё выше.
— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, исполним в лучшем виде. С вас рубль с полтиной. За ценность предмета.
Я вышел из почтамта, остановился и посмотрел на небо. Вытащил из кармана свой брегет, щёлкнул крышкой. До назначенного Альфридом часа ещё оставалось достаточно времени. Я надвинул кепи на глаза и зашагал по улице. Нужно было закончить ещё несколько дел.
***
— Вот она, — Альфрид указал глазами на рослую даму. За дамой семенил кривыми ногами маленький человечек в красной ливрее и с собачкой на руках. — Наша вещь у неё.
Я оглядел даму с головы до ног. Где-то на этом крупном теле болтается наш ценный приз — амулет размером с вишню, оплетённый золотыми нитями. На платиновой цепочке.
Игра в «Красном шаре» шла вовсю. Играли как в последний раз. Деньги текли рекой, переходили из рук в руки, монеты шуршали и звенели на столах, горками осыпались разноцветные бумажки.
Наверно, всем игрокам щекотала нервишки мысль, что — может быть! — рядом с тобой сидит грабитель и убийца. А кругом топчется и дышит в затылок полиция, что хочет этих грабителей и убийц поймать.
Располагалось заведение в двухэтажном особняке. Вокруг чугунная ограда, за оградой заметённые снегом кусты и деревья. Под стенами мотались несколько замёрзших фигур в тулупах, изображали случайных прохожих — полицейские. Ещё больше полиции сидело внутри особняка. Игра шла на втором этаже, и там вся полиция была безмундирная, во взятых напрокат смокингах. Чтобы не смущать дорогих гостей. И не спугнуть крупную рыбу раньше времени.
В салоне между столов вместе с праздной публикой болтались только я и Альфрид. Наши гоблин с орком сидели внизу, среди прислуги. Там пыхтел самовар, громоздились плюшки и баранки, слуги перемывали косточки господам. И заодно мерились, у кого господин больше. Знатнее, богаче, знаменитей или хотя бы удачливей в карты.
Гоблины охотно шли в услужение людям, имея свой денежный и прочий интерес. Орков в услужение брали не так охотно, но как сторожа, кучера и всякая тупая сила они ценились ничуть не меньше гобов.
Так что наши товарищи по банде радовались жизни за горячим чаем, поедали всякие булки с маком и ждали своего часа.
Нас с Альфридом было не узнать. Я изображал богатенького сынка любящих родителей, которым для дитятки ничего не жалко. А сынку тоже ничего не жалко — ни себя, ни денег — родительских, конечно.
Зато Альфрид был унижен. Он изображал моего личного слугу, и таскал за мной тросточку, несессер со всякими мелочами, табакерку и лорнет. Представляю, как он бесился, наш полуэльв — с его-то гонором! Наверно, только и думал, как бы треснуть дорогой табакеркой мне по затылку. Но пришлось терпеть. Зато я смотрелся солидно — иметь полуэльва в слугах здесь считается э-э, комильфо. Солидно, в общем. Да я и сам был ничего так — красавчик. В смокинге и белых перчатках.
Перед тем, как отправиться в «Красный шар», я зашёл в дорогую парикмахерскую. Придал себе парижского шику.
Я сидел среди роскошных антикварных кресел, пуфиков, зеркал и прочей мебели, в носу свербило от запаха всяких вежеталей и одеколонов. Парикмахер трудился и порхал возле меня, как пчела вокруг цветочка. Пожилой, потёртый, но с пышными усами и шустрый, как мальчишка. Говорил он на жуткой смеси парижского и нижегородского — мне смешно, а другим клиентам нравится. Будто во Франции побывали. Так что от клиентов в заведении мосье Эмбо отбою не было.
— Шудесни волос, мсье, — говорит, а сам ножницами вовсю щёлкает над ухом, того гляди — откромсает. — Шудесни! Ваш локон должен ошень нравитса дама... блонд локон — ошень карашо!
— Хорошо? — говорю. Не из интереса, а чтоб разговор поддержать. — Почему?
— О, вам не надо делать шипси, мсье. Горяшьи шипси ошень плох для волос
Это он про щипцы горячие — ими кудри здешние парикмахеры накручивают всем желающим.