Стажёр

Собачонка тявкнула, я глянул — сверкнуло что-то на ошейнике. Цапнул её за шкирку, смотрю — на ошейнике блестящее, круглое, золотое... он! Амулет драгоценный, цены немеряной. На собаку повесили, для красоты или сохранности.

Собачонка визжит, извивается, я цепочку дёргаю — никак не рвётся. Даже странно. Наверное, какое-то заклятье наложили на обрыв — чтоб не потерялось.

— Рви с башкой ей! — рявкнул Альфрид. Совсем с катушек слетел.

— Бежим! — ору на него. — Ходу! Идут сюда!

Собачку подмышку подхватил, гоблина с пола поднял, прижал как следует, чтоб увести. Тот лёгкий, килограмм сорок — не больше.

— Брось его! — шипит Альфрид. Шпильку подобрал, и хочет нашего гоба ткнуть — насмерть. — Не унесём!

Я ему с ноги пробил, шпильку вышиб.

— Бежим, мать твою!

Зыркнул он на меня по-волчьи, понял, что не сладит, и бегом в дверь бросился. Там из дамской комнатки чёрный ход был — в каморку, где ночные горшки и вёдра для отходов стояли.

Из каморки можно было выбраться к наружной лестнице. Должно быть, её здесь устроили, чтобы за дамами горшки выносить спокойно, без лишних ароматов. А может, здесь игроки от кредиторов сбегали. Или любовники — от рогоносцев.

Короче проскользнули мы в потайную дверцу (не обманул тот слуга) — и наружу выбрались. Орг наш последним шёл — я ему гоблина в руки сунул, а сам собачку держу. Пасть ей ладонью зажал, чтоб не тявкала.

Вылезли мы, и вовремя: сзади уже голоса раздались, кричат что-то. Видно, зашли в комнатку, а там дамочка лежит вся в кровище — одежда порвана, лицо всмятку, часы разбиты, сама без памяти. Слуга побитый, рядом шпилька металлическая, тоже в крови замаранная. Картина маслом.

Мы давай по лестнице вниз, а она хлипкая, ступеньки — деревянные плашки, редко поставлены да ещё шатаются. А снаружи ветер, снег в лицо лупит, ноги скользят, того гляди — свалишься.

Но кое-как слезли. Я собачонку подмышку подхватил, вид важный сделал — типа, идёт барин по своей барской надобности. Хочется благородному дону прогуляться, имеет право.

Орк наш гоблина за талию держит, будто пьяного, уговаривает: «Что ж ты налакался, дружище, не умеешь пить, так не пей лошадью!». Ведёт за мной, вроде как — слуги за хозяином.

Альфрид за нами не пошёл, чтоб толпу не создавать и не палить контору. Уж очень вид у него помятый, впереди весь в кровище забрызганный. Скользнул наш полуэльф в сторонку, где кусты, и в темноте растворился.

А мы в калитку заднюю — там выход в переулок и можно к улице пройти, где извозчики клиентов караулят.

Иду, сам дрожу — а если крики уже снаружи услышали, и полиция, что дежурит вокруг дома, всех грести начнёт без разбора?

Смотрю — возле калитки человек стоит, крупный, в тёплом тулупе. Спокойно так по снегу валенками подшитыми притопывает, но не от холода — от скуки.

Меня увидел, застыл. Встретились мы глазами, и я понял, что узнал он меня. Я тоже его узнал — это один из пожилых приставов оказался, что на совещании у зам полицмейстера сидели. Меня тогда ещё выгнали с позором.

Замерли мы на секунду оба. Потом он глаза отвёл, отвернулся эдак неторопливо, спиной ко мне и к калитке, на звёзды уставился. Стоит, посвистывает.

Я собачонку покрепче перехватил — и в калитку. Слуги мои за мной — оба.

Вышли, шагу прибавили — так, чтобы не совсем бежать, и в переулок проскочили. Там нас извозчик ждал — заранее нанятый и оплаченный щедро. Заскочили в коляску, лошадка рванула, и умчались мы.

Только там я выдохнул — всё это время не дышал вроде.

— Господин! — сказал орк. — Господин Дмитрий! Плохо нашему гобу. Совсем помирает.

Обернулся я — наш гоблин на сиденье пластом лежит, а орк мне свои руки показывает — все в кровище.

Глава 19

Вот чёрт! И правда, того гляди гоблин наш помрёт.

— Скорей, родной! — крикнул извозчику. — Поспешай!

Подкатили мы к нужному переулку, я извозчику добавил за скорость.

Орк гоблина нашего опять на руки подхватил, и мы побежали. Комнатушка у нас была снята заранее — там нищие гобы ночевали, и никто документы не спрашивал, в лицо не смотрел. Знай деньги плати.

Но не повезло нам — смотрим издали, а там над воротами полотенце белое болтается — будто стираное. Это знак, что нельзя туда. У кого горшок с розами на окне, а у нас такое. Бельишко вывешивают.

— Куда теперь? — орк спрашивает. Обречённо так.

А, была не была, выбирать некогда.

— За мной. Я хороший дом знаю, недалеко, там безопасно.

Извозчик уже отъехал, а нового по ночному времени не поймать. Хорошо хоть, что орки бегают, как кони. Ну и я за ним припустил галопом.

Побежали.

Привёл я их на квартиру Верочки. Она мне ключ передала, чтоб я не стеснялся.

Взбежали на этаж — орк старался не топать ножищами — я открыл дверь, и мы вошли.

Гоблина бережно, как ребёнка, уложили на кровать. Я опустил собачонку на пол и полез в комод. Вытащил простыню и велел орку рвать на полосы.

Сам вытащил из верхнего ящика ножницы и разрезал на гоблине одежду. Смотрю — рана колотая, ох нехорошо как.

Скомкал тряпицу, к ране прижал. Орк мне полосы разорванной простыни протянул, я ими гоба обмотал как следует.