Стажёр

Подмигнула, и тоже на диван уселась.

Девчонки ладошками похлопали, кричат:

— Просим, просим!

Обернулся я по сторонам, бокал со столика схватил, даже не посмотрел, что там, и залпом выпил.

— Гитара у вас есть? — спросил.

— Есть, есть! — защебетала одна. — Помните, девочки, после того господина осталась?

Принесли гитару. Семиструнную, блин.

Ну ничего, где наша не пропадала. Сыграем и на этой.

— Что вам спеть? — спрашиваю. — Весёлую, длинную, короткую, печальную?

— Весёлую! — кричит одна.

— Грустную! — другая.

— Подлиннее! — голосят все.

— Давайте грустную, — сказала моя эльфийка, и все тут же закивали. — Такую, чтоб печально было, но не слишком.

Ага. Понятно. Хотят такую песню, чтобы душа у них свернулась, а потом обратно развернулась. Ладно. Правду она сказала: спасли тебя, так плати. И нечего кочевряжиться.

Покрутил мозгами и так и сяк, сходу не знаю, что придумать. А девушки ждут. Эх, была не была!

— О, говори хоть ты со мной,
Подруга семиструнная…
Душа полна такой тоской,
А ночь такая лунная…[1]

Смотрю, девушки ладошками щёки подпёрли, грустят. Я сразу ещё одну:

— Ехали на тройке с бубенцами, а вдали мелькали огоньки…

Тут девушки не выдержали, подпевать стали:

— Дорогой длинною, да ночкой лунною, да с песней той, что вдаль летит, звеня…

Сорвал аплодисменты. Раскланялся, чтобы из образа не выходить. Артист я, или где? Хотя, если бы я с Иришкой когда-то давно не познакомился, и она меня на курсы не затащила, за компанию, так бы не спел. Это не в подъезде на гитаре бренчать. А там играть научился, и заодно песен разных выучил альбом. Тогда-то ругался, что за старьё. Вот ведь — не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Пригодилось!

— Ещё, ещё песню! — шумят девушки. — Трагическую, про любовь!

Схватил я ещё бокал со стола. Для храбрости. Что бы спеть? А, была не была…

— Есть в графском парке чёрный пру-уд…
Там лилии цвету-у-ут.
Там лилии цветут, цветут…[2]

Тут девчонки аж с диванов повскакивали. В ладоши хлопают, пищат от восторга. Двое ко мне подбежали, поцеловали в щёчку, и обратно на диван.

— Ещё, ещё!

Спел ещё, всяких печальных, про любовь — как просили.

Говорю:

— Вторая часть программы! Весёлые!

Ударил по струнам и заголосил:

— Однажды морем я плыла, был сильный урага-а-ан…

На ура пошло. Девчонки развеселились, подпевают:

— Ай-яй, в глазах туман, кружится голова-а-а… Едва стою я на ногах, а я ведь не пьяна!..

Ну, Димка, тебе можно и правда в артисты подаваться, провинциального театра. Вон успех какой, публика завелась, аплодирует ладошек не жалея.

Спел ещё, потом ещё, и чувствую — охрип я. Хотел новый стаканчик взять со стола, но моя эльфийка не дала. Взяла у меня гитару и говорит, строго так:

— Ну всё, довольно. Артистам нужно горло беречь. Повеселились и хватит. За работу, дамы!

Девушки завздыхали, но ничего возражать не стали. Видно, моя здесь главная.

Взяла она меня опять за руку, и увела. А я иду и думаю: это ведь я в бордель попал. Тот самый, о котором толковал Альфрид. Где наши с ним сёстры по крови работают, не щадя сил. Это их хозяина мы ограбили. А я сюда вломился. В заколдованный сад. К загадочному Рыбаку прямо в зубы.

А эльфийка меня обратно в свою комнату провела, на кушетку указала:

— Сейчас ночь, господин артист-полицейский. Ложитесь, отдохните. Рано утром служанка вас разбудит, даст одеться и путь укажет — безопасный. Отпущу вас, как обещала. Вы хорошо пели, всем радость доставили. За это уйдёте спокойно, никто вас не тронет.

— А вы, — говорю. — Не будет неприятностей у вас?

Она улыбнулась, плечами пожала.

— Я слишком дорого стою, господин полицейский. Мне ничего не будет. А вот вам не поздоровится, если здесь поймают.

Так и вышло, как она сказала. Подремал я на кушетке, хотя какой там сон? Разве уснёшь после всего, что было.

Потом служанка меня растолкала (заснул-таки!), одежду дала, стакан молока с булкой, и к чёрному ходу проводила.

— Идите вон туда, — показала. — Там калитка. В карман вам амулет положен, пуговица. Калитку пройдёте незаметно. Там извозчика поймаете, они всегда бывают. На первого же садитесь, и езжайте. Спросит кто — скажите, в гостях были, а рассказывать недосуг. Ну, ступайте же.

Так я и ушёл. По пути глянул в ту сторону, где накануне с мужиком подрались насмерть. Никого не увидел. Клумба нетронутая стоит, снежком свежим запорошена. Ни следа драки, и будто не ходил здесь никто. То ли замели дворники, то ли сад такой заколдованный, что все следы как языком за ночь слизывает. В одной книжке такое читал, где за ночь всё подчищают монстры зубастые.

Подумал про монстров, аж вздрогнул, и до калитки вприпрыжку добежал. С амулетом-пуговицей в кармане.

Вышел, смотрю — и правда, извозчик стоит, дожидается. Понятно, почему. Это ж бордель, дорогих гостей надо утречком встретить, под белы руки усадить, до дому довезти. Как тот извозчик сказал, на котором я сюда добирался: «Не впервой!»

За кого он меня на самом деле принял, и гадать не хочется…