Стазис

Крувим выронил топор, и тот ярко блеснул рассветным солнцем, чуть глаза не обжег. Крувиму показалось, что он слышит чей-то аккуратный, вежливый смех.

Только не понял чей.

15 Дометиан

Кабак потрясенно молчал. «Они восхищены мной», – подумал Дометиан.

Первым очнулся парень-стюард. Он сбегал за шваброй и принялся замывать кровь, старательно делая вид, что ничего внезапного не случилось. За ним пришел в себя другой стюард Курултая. Этот стал аккуратно стаскивать тела убитых разбойников к выходу. Когда надо было протащить труп мимо занятого стола, он кланялся и извинялся.

«Хорошее место, – подумал Дометиан. – Приятное вообще заведение. Только с бандитами зря якшаются. Впрочем, где сейчас не якшаются?»

Клановый офицер, который аплодировал ему, помахал рукой и указал на свободное место за своим столом. Дометиан пожал плечами и сел к офицеру.

– Лихо, лихо. Очень лихо. Очень, – сказал офицер. – Можно посмотреть ваши кресты? Вы используете их как кистень? Ножи спрятаны в мантии, я обратил внимание. Это эффектно, натурально. Сами догадались или увидели где-то? Я вас не отвлек от чего-то важного? Могу попросить оказать честь беседы?

Дометиан виновато улыбнулся, показал рукой на рот и покачал головой. В этот момент ему принесли новый кувшин морса, причем платы не потребовали. Он поблагодарил стюарда, тронув локоть и кивнув. Офицер щелкнул пальцами – ему немедленно принесли дорогого вида стеклянную бутыль. Судя по запаху, хороший полугар.

Офицер жестом предложил Дометиану выпить. Тот вновь виновато улыбнулся и показал на свой морс.

– Вы немой и трезвенник, – резюмировал офицер. Дометиан покачал головой. – Не трезвенник? – уточнил офицер.

– Трезвитесь, бодрствуйте. Потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить, – сказал Дометиан.

– Вот это ничего себе. Значит, говорить вы умеете. Могу я узнать, как вас зовут?

Дометиан вновь улыбнулся и достал из потайного кармана с внутренней стороны мантии специально заготовленную карточку. Он предварительно залил ее воском, чтобы вода не попортила в дороге.

Офицер взял карточку в руки.

– Дометиан. Странствующий смиренный скимник. Принял обет молчания на речи, коих нет в Книгах, – прочитал вслух офицер. – Вы очень интересный человек, Дометиан. Я таких еще не встречал.

– Ты милостиво встречал радующегося и делающего правду, – ответил Дометиан.

– Вы действительно наизусть заучили все псалмы? – спросил офицер. – А что еще? Наверное, откровения, Евангелия?

Дометиан кивнул и потупился.

– Поразительно просто, это нечто, – сказал офицер. – Нас с вами свел Бог, натурально, я готов в этом поклясться. Меня зовут Ингвар Безголосый. Я колонель алтайского клана Храбрецов и глава княжеской дружины по вопросам тактики и полевого снабжения. Рад познакомиться.

Офицер протянул руку. Дометиан пожал ее медленно, чтобы выказать почтение. Он коротко обернулся назад. Оказывается, трупы разбойников уже вынесли наружу и, надо думать, сложили у крыльца. Туда и дорога.

– Вы не находите, что в этом есть какая-то ирония? Возможно, даже божественная ирония. Вы почти немой, а моя фамилия – Безголосый, хотя я весьма даже люблю поболтать с интересными людьми. Дометиан, а как вы поступаете, когда надо сказать что-то, чего в писаниях нет? Жестами изображаете?

Дометиан достал из другого кармана записную книжку и карандаш, спрятанные в специальный непромокаемый мешочек. Изобразил, что пишет в книжке карандашом.

– Разумно. Я это могу только одобрить. По всему видно, что вы человек цельный, собранный, сильный духом и телом, – сказал Ингвар.

На самом деле, в затворе Дометиану не с кем было общаться, кроме дневника и диких эмиссаров. Но в дневнике он писал много и к путешествию, в которое его отправила прямая и недвусмысленная Божья Воля, был готов основательно. Знаки стали приходить ему за несколько месяцев до Великого Исхода. Сначала записки, писанные странным почерком – ломаным и дрожащим. Записки стали приходить одна за другой. После них начались видения, из-за которых Дометиан начал путать сон и реальность. Все записки он сохранил и носил с собой, словно карту, по которой следует идти. И был уверен, что будут еще.

Именно записки дали понять, что пришло время выйти из затвора и покончить с дьяволом, что отравил земли. Момент, когда Дометиан понял, что именно в этом его судьба и предназначение, был самым счастливым. Он вспомнил это чувство, которое пронзило его в один момент, в одну долю секунды – как сияющий меч, как звездный путь в темноте и тумане. Как последняя надежда искупить все, что натворил. Вернуть долги и вернуться к нему любимейшим из сынов.

Иногда Дометиан жалел людей, которым незнакомо это чувство.

Ему надо попасть в Москву и нужны люди. В Москве все началось, и в Москве все закончится. Это он знал твердо.