‒ Пап, давай начистоту. Последние пять лет Катя настырно вваливалась в мою жизнь, не принимая отказов. Я
‒ Вера ‒ моя жена. Просто напомню. И обе женщины живут в моём доме, как и ты.
‒ Тогда отпусти меня. Позволь съехать из твоего дома и построить
Отец поднимается, недовольно хмыкая. Эта тема поднималась ни раз, но результат всегда одинаков ‒ сиди и не рыпайся.
‒ И куда?
‒ Куда угодно. Через полгода я закончу институт, устроюсь на работу и вполне смогу обеспечить себя. Я неприхотлива и спокойно смогу отказаться от многого без надрыва и сожалений. Мне не нужны горы вещей, чтобы чувствовать себя счастливой. В отличие от некоторых.
Задумчиво ещё раз осматривает комнату, останавливаясь взглядом на мне. В глазах плещется тревога, подогреваемая сомнениями и не желанием отпускать взрослого ребёнка в большой мир.
‒ Из этого дома ты уйдёшь только замуж.
Вполне спокойно реагирую на его заявление, не надеясь на что-либо иное. Этот разговор повторяется снова и снова, вызывая эффект дежавю и устанавливая итог. Ничего нового.
‒ Хорошо, ‒ пожимаю плечами, ‒ в таком случае не стоит мне навязывать общение с
Тяжело вздыхает, опуская руки, повисшие безжизненными плетьми. Мы снова на том самом месте, как и прежде, без подвижек в нужном направлении. Слишком разные у нас с отцом планы и видение моей дальнейшей жизни.
‒ Может подумаешь насчёт воссоединения с Олегом?
‒ Что? ‒ Не могу сдержать эмоции от удивления. ‒ Ты серьёзно сейчас?
‒ Вполне. Несмотря на… ошибку, ‒ делает упор на последнее слово, ‒ Олег всё же неравнодушен к тебе. Мне всё ещё необходимо скрепление сделки браком, а тебе нужна свобода ‒ мы оба в выигрыше.
На глаза наворачиваются слёзы, а обида противным комом подкатывает к глотке, не позволяя дышать свободно.
‒ Ты правда готов пожертвовать счастьем единственного ребёнка ради сделки?! Правда? Выдать за удобного
‒ Арина, дочка…
‒ Уходи, ‒ отворачиваюсь, утыкаясь в текст на мониторе, который расплывается в большое чёрное пятно. ‒ Мне нужно подумать, кого теперь считать своей семьёй.
Отец не двигается, замерев у меня за спиной, и лишь тяжёлое дыхание даёт понять, что ему, как и мне, сейчас тоже непросто.
‒ Ты можешь относиться ко мне, как пожелаешь. Можешь даже ненавидеть. Твоё право. Но замуж тебе выйти придётся. Не прямо сейчас. И лучше бы тебе постараться наладить общение с будущим мужем, а не игнорировать его сообщения. Надумаешь сбежать, верну и запру в комнате, как шесть лет назад, ‒ голос становится твёрже, едва заметно дрогнув, когда он озвучивает условия. ‒ Без глупостей, Арина. По-прежнему поездки только в сопровождении охраны по заданному маршруту, из общения ‒ Настя. Все остальные лица исключены.
‒ Контракт на охрану оплати, ‒ выдаю сквозь слёзы.
‒ Что?
‒ Контракт моего охранника заканчивается через два дня, ‒ повышаю голос.
‒ Я решу этот вопрос завтра с утра. Когда-нибудь ты меня поймёшь, если, конечно, всё узнаешь. Спокойной ночи.
Дверь закрывается, а я падаю на кровать, утыкаясь лицом в подушку, чтобы никто не слышал моих поскуливаний и всхлипов. Тошно от слов отца и противно от самой себя за неспособность настоять на своём и сделать что-то непредсказуемое и решительное. Чувство обречённости засасывает, когда осознаю, что отец только что определил мою дальнейшую судьбу в угоду своим собственным желаниям и намеченным целям.
Когда он стал таким? Неужели ему плевать, как я буду жить в браке с нелюбимым мужчиной, уничтожившим к себе элементарное уважение одним подлым поступком? Вероятно, да, потому что для отца бизнес и материальное благополучие встали во главу угла, отодвинув на второй план человеческое и моральное. Безразличие ‒ единственный ответ на мои вопросы, который сейчас крутится в голове бешеным колесом, сжимая сердце и останавливая дыхание.