‒ Тёплые. Когда-то были. Сейчас я могу получить капельку его любви, когда Веры и Кати нет рядом. В такие моменты мы можем поговорить обо всём, обсудить важные проблемы, озвучить планы. Раньше это было правилом, сейчас же, исключение, ‒ вздыхает, опустив глаза. Вручаю вилку, и она с аппетитом принимается за пищу. ‒ Когда все собираются за столом, Вера постоянно перебивает меня, одёргивает и шипит, не позволяя обратиться к отцу и задать интересующие вопросы. Её неприязнь настолько явная, что я лишний раз не решаюсь открыть рот. Зато на людях жена отца ‒ любящая и заботливая мачеха, которая готова облизывать меня, всем рассказывая, какие между нами тёплые отношения. Это мерзко, ‒ кривится. ‒ По традиции, на новый год в нашем доме снова будет большой праздник со множеством приглашённых, и тогда Вера вновь натянет маску заботливой мамочки и будет тискать меня в объятиях весь вечер. Фу! ‒ прыскает от негодования. ‒ В такие моменты, любой праздник превращается для меня в испытание.
‒ А не делать праздник нельзя?
Прекрасно понимаю Арину, как противных пышных торжеств и прочей херни, где необходимо всем улыбаться и пожимать руки.
‒ Так в нашей семье было заведено всегда. Это была идея мамы, когда на новый год приходили друзья и соседи. Потом появилась Вера и решила оставить установленную традицию, хотя многие отказываются приходить, не желая принимать её, как хозяйку дома. Ганины, например, живут через два дома от нас. Раньше всегда были, теперь не затащишь.
‒ Ганины? ‒ Слух режет знакомая фамилия. Интересно, насколько хорошо Арина знакома с рыжей. ‒ А их дочь знаешь?
‒ Веронику? Знаю, конечно. Но мы с ней тесно никогда не общались. Она старше на девять лет. ‒ Мысленно считаю… Рыжей тридцать три, как уверил отец, значит, мелкой двадцать четыре. ‒ Здороваемся, если пересекаемся, в остальном нет общих интересов. Но знаешь, ‒ переходит на шёпот, как будто мы не одни, ‒ лет семь назад она не стесняясь ухаживала за моим братом, будто не он мужчина, а она: звонила, приглашала на свидания, даже подарки делала, ‒ Арина хихикает, отчего на щеках появляются притягательные ямочки. ‒ Представляешь?
‒ У тебя есть брат?
Улыбка сползает, отпечатывая на лице гримасу боли и сожаления.
‒ Был.
‒ Расскажешь?
Смотрит внимательно, не решаясь открыть рот и поделиться информацией.
‒ А ты? Расскажешь что-нибудь о себе?
‒ Например? Что ты хочешь знать, Котёнок? ‒ подаюсь немного вперёд, и наглым образом уплетаю за обе щёки её салат, который девушка поглощает с невероятным удовольствием.
‒ Сколько тебе лет?
‒ Через месяц тридцать пять.
‒ О, у тебя скоро день рождения? ‒ оживляется и почти хлопает в ладоши.
‒ Пятнадцатого января. Но я никогда не отмечаю. Не люблю праздники. Поздравления не люблю.
‒ А как же подарки? Пожелания родных?
‒ Мне нравится, когда я один, Котёнок.
‒ Понятно, ‒ огорчается.
Но с ней бы я свою днюху отметил, точнее, в ней. Всю ночь бы принимал поздравления от Котёнка, а утром бы сорвал приятный бонус.
‒ Ещё вопросы?
‒ А семья? Мама, папа, братья или сёстры?
‒ Мама, отец и брат. Костя младше на три года.
‒ Он учится, работает, где живёт, женат? ‒ И вроде вопрос один, но я теряюсь в потоке информационной пытки Арины.
‒ Он у нас свободный художник, так сказать. Живёт в столице. И не женат, потому что Костя у нас пи… ‒ вспоминаю укоры отца, ‒ нетрадиционной ориентации.
‒ Обалдеть! ‒ губки Арины складываются в большую букву «о». Именно такой была реакция мамы, потом слёзы, затем истерика. ‒ Это официально?
‒ Увы. Братец объявил во всеуслышание, и даже пара у него имеется.
‒ А как родители отреагировали?
Вспоминаю скандал, который разрывал наш дом на части, и меня встряхивает.
‒ Хреново. Отец на удивление смирился почти сразу, маме потребовалось больше времени, чтобы осознать, что любимый младший сын внуков ей не подарит. Со временем всё улеглось, и сейчас Костя по-прежнему избалованный младший ребёнок.
‒ А кто родители?
‒ Мама судья, отец бизнесом занимается.
‒ А ты охранник, верно?
‒ Верно, Котёнок.
Не хочу открывать правду Арине, пока моё нахождение рядом необходимость для неё. Пусть считает, что я на подмене, а Илья до сих пор занят. Это моя возможность нажраться ею досыта. И тогда отпустит. Уверен, что отпустит. Станет неинтересна, как и все предыдущие.
‒ Про брата расскажешь? ‒ Не знаю, почему меня волнует этот вопрос, но что-то внутри требует и кричит, что мелкой необходимо с кем-то поделиться.
‒ Я не знаю, с чего начать, ‒ пожимает плечиками и упирается взглядом в стену. По всему видно, что тема неприятная и болезненная.
‒ Просто начни.