Стефан Цвейг

В Женеве судьба сведет его и с «фанатиком социального переворота» Анри Гильбо, и с бельгийским художником Францем Мазерелем, ставшим с первой минуты общения близким другом австрийского писателя на всю жизнь: «Через день мы настолько доверяли друг другу, словно были знакомы годы, и, как водится на фронте, обращались друг к другу на братское “ты”». Мазерель перебрался в Швейцарию вскоре после начала войны. Когда немцы заняли его родной Гент, он бежал со своей будущей супругой Полиной во французский город Дюнкерк, а потом в Женеву, где попал в круг поэтов и художников, соратников и «учеников» Ромена Роллана.

Графические рисунки Мазереля, выражавшие возмущение и протест против братоубийственной войны и социальной несправедливости, будут печатать в «Les Tablettes» и на заглавной странице ежедневной «La Feuille», руководимой Жаном Дебри. Рисунки своего друга, созданные в период военного апокалипсиса, писатель наделял особой магической силой, способной при иных способах «распространения» даже сократить время войны: «Каждое утро La Feuille публиковала какое-нибудь новое из его обвинений в рисунке, и каждый рисунок возлагал вину не на тот или другой народ, а на нашего общего врага – войну. Как мы мечтали, чтобы их можно было сбрасывать с самолетов вместо бомб, как листовки, над городами и окопами, эти без слов, без знания языка понятные каждому, даже самому непонятливому, гневные, ужасающие, клеймящие позором разоблачения; они – я убежден в этом – сократили бы время этой войны. Но, к сожалению, они появлялись лишь в небольшой газетке La Feuille, которая почти не была известна за пределами Женевы…»{306}

Из Женевы Стефан и Фридерика вернулись через Берн в Цюрих. Там они вновь станут присматриваться к посетителям «Одеона», полюбят ночные прогулки по улицам, чувствуя себя в безопасности и даже «дома больше, чем в своем собственном отечестве». С какого-то момента Стефан начнет смущаться и осознавать «вину за то, что еще цел и невредим». До конца года Фридерике предстояло вернуться в Вену (срок ее паспорта истекал), а Стефан оставался в Цюрихе, продолжая знакомиться с новыми людьми. Вскоре судьба свела его с журналистом и переводчиком Эрвином Ригером, избежавшим военной службы в австрийской армии с помощью блата. Его родственник, лейтенант Алоиз Вельце, присвоивший Цвейгу в декабре 1915 года звание капрала, помог юноше благополучно задержаться в Швейцарии. В Цюрихе Ригер преспокойно работал в аптеке помощником фармацевта, читал в углу газеты и книжки, а когда закончилась война, тут же оставил белый халат и проявил свои незаурядные литературные дарования.

Мы говорили, что Эрвин Ригер станет первым биографом Цвейга, но главные его заслуги состояли в содействии писателю при работе с подготовкой и исследованием документов на французском языке. Эрвин помогал собирать и структурировать гигантский объем архивных материалов о королеве Марии-Антуанетте, изучал документы, проливающие свет на неизвестные эпизоды истории борьбы Кальвина против Сервета и Кастеллио, тома эпистолярного наследия и мемуаров современников Наполеона, Жозефа Фуше, Бальзака.

* * *

На 8 января 1918 года в городском театре швейцарского города Давос были запланированы пацифистские выступления многих журналистов и писателей, в том числе Цвейга, Вильгельма Шмидтбона и Андреаса Лацко (Andreas Latzko, 1876–1943), с которым Стефан как раз тогда и познакомится, сохранив дружеские отношения на следующие два десятилетия, до тех пор, пока, как и в случае с Ролланом, Вторая мировая, еще более страшная и кровопролитная, чем первая, не оборвет любую связь между писателями. Лацко – храбрый солдат, получивший тяжелое ранение в ходе боев на фронте на реке Изонцо; человек, своими глазами посмотревший в лицо смерти и отлично понимавший, как важно думающим людям слова объединяться вокруг главной цели – скорейшего прекращения войны. В 1917 году он пишет антивоенный роман «Люди на войне» («Menschen im Krieg»), который считался тогда самым важным пацифистским произведением на немецком языке. Помимо речи в Давосе Лацко выступил с докладом «Женщины на войне» на Второй международной женской конференции в Берне (апрель 1918 года). После войны в одно время с Цвейгом он поселился в Зальцбурге, писал новые жизнеутверждающие романы, дружил с Германом Баром и жил в этом чудесном музыкальном городе до прихода нацистов, после чего, опасаясь гонений, эмигрировал в Амстердам, где и умер.