Стеклянная гора

Своего ни словечка не помнят
пустынные реки Москвы
и покорно текут
военным строителям в лапы,
и в каждую реку
неба зачем-то подлили.
Круг земной замыкаем
и поем под сурдинку
тот же самый мотив,
будто городу оспу привили.
И сейчас сговорились,
что губы - на замок.
Сколько можно молчать!
Детский дом, обрывая заборы,
уносит пионерские трубы,
а хищные боги,
которые нас обирают,
остаются.

24 марта 1984

***

Весна созревает внутри,
а потом будет день - и откроют,
и почки выводят на свет,
как подростков прыщавые лбы.
и птиц посылают напиться
из Яузы, заплетают косицы
посольским флажкам и подносят
стакан полоумному деду из тира.
Все посуху ходят,
и воздух горит, как будто
зеленкой прижгли, и дуют, и дуют,
а дети летят,
кувыркаясь и сон подгоняя,
и светятся белым,
и толпы стоят у заставы,
и едет Христос на осляти.

18 апреля 1984

***

Конаковскую ГРЭС третьи сутки
заливает холодным дождем,
и три девочки из Башкирии,
увлекающиеся рисунками
Леонардо, на практике, мокнут,
мечтают поехать в Москву.
Я хотел бы их снова
повстречать в электричке
и слушать с соседским терпеньем
интонации: ниже и ниже, и пауза –
и самая верхняя нота.
Вдруг они прочитают? Что скажут?
А теперь я пишу - и ухаживаю,
пишу и ревную, бестолково
подбиваю леса и дожди,
разбегающиеся от Москвы,
обнимающие Конаково.

9 июня 1984

***

Солнце слепит глаза, у старого моста
Отступает полынь, серый кирпич наступает,
Муравьиные тропки скручиваются как бумага
На огне. Сухо. Песок и стекла.
Косит штриховка стены, а окна ввалились.
Дом нежилой. В подвале - склад,
наверху - контора.
Птицы еще прилетают, но в чужие гнезда,
Граффити стерлись, мел и уголь сравнялись
в цвете.
Вот она, метка на память, процарапанный крестик:
Детям выносят по четвертинке белого хлеба.
Это Карибский кризис. Мы танцуем матросский танец.
В клубе, в правой кулисе, огромный портрет Хрущева.
Во сне я плакал, а утром - праздник речного флота,
Трубы, цветные косицы сигнальных флагов,
Крепдешин и сукно, намагниченные в складках,
Рукавами разводят, солнце слепит глаза.

июль 1984

***

Июль на каменный оперся парапет,
бьют каблуки солдатики, студенты,
и улицы в дожде блестят, просвечивают,
как реки. А зрелость ищет
юности, и гибкости, и ветрености.
Сестра моя сидит, ждет жениха.
А малый фитилек отцовской плоти,
который только мне и по глазам,
в ней занимается. Какая быстрина
внутри! - и понесет.
Обыкновенно стыд спасает душу
и ласка старших. А какая тайна
открыта младшим — лучше и не знать.
Не спрашивай, побереги себя.

15 июля 1984

***