– У меня множество стеклянных карт, – сказал он. – В смысле – было, пока их не перебили ваши, как вы их называете, големы. Велите перебрать осколки, быть может, один из них вам подойдет?
Женщина еле слышно вздохнула и отступила на шаг.
– А я думала, мы договоримся, Шадрак… И все равно – хорошо, что вы здесь.
В ее голосе почти не чувствовалось эмоций. Она словно с подругой обсуждала какую-то мелкую заботу, а не осыпала угрозами связанного человека. Палец в перчатке указал на шары, плавающие под потолком.
– Вы вполне можете считаться величайшим картологом, известным Новому Западу, а то и всему миру, – проговорила она. – Но я, уж простите, величайшая из неизвестных! – Она вскинула голову, словно разговаривала не с Шадраком, а с вращающимися шарами. – В прежние времена я извлекла бы из общения с вами немалую пользу. Долгие годы работы… Пробы и ошибки… Сколько их было! – Ее взгляд снова обратился на пленника. – Вы хоть представляете, насколько сложно создать сферическую стеклянную карту? Чего стоит один навык выдувания стекла! Я его годами оттачивала. Зато работа с шарами выводит картографирование, не побоюсь этого слова, на новый уровень… И тем не менее, – совсем тихо добавила она, – результат вполне стоит затраченного труда. Вам так не кажется?
Шадрак ответил:
– Мне трудно судить об их качестве, пока я сам их не прочитаю.
Женщина резко повернулась.
– Да, – произнесла она. – Почему бы и нет?
Я очень долго именно этого и хотела… – Она сделала знак двоим мужчинам, неподвижно стоявшим поодаль, и указала рукой: – Вон тот стол!
Те, не развязывая Шадрака, подцепили крючьями его стул и перетащили к увесистому столу чуть в стороне. Там на металлической подставке виднелся стеклянный шар.
Женщина освободила пленнику руки. Тот бросил пристальный взгляд на свою похитительницу, а затем перевел его на сферу. Она была величиной примерно с человеческую голову и выглядела мутной, словно внутри плавал туман. Подставка из металла, сходного с медью, поражала замысловатой работой, стекло было идеально гладким. Внутри мерцала та же непонятная жизнь, которую Шадрак уже подметил у шаров наверху. Несколько мгновений он просто вглядывался в глубину стекла, потом сообразил, что впечатление внутреннего движения создавалось крупинками песка. Неведомая сила заставляла их плясать и вихриться. Опадая вниз, они касались дна шара и снова взмывали. Вот песок осыпался в очередной раз, но не как попало – он сложился во вполне осмысленный узор. На Шадрака смотрело безошибочно узнаваемое человеческое лицо.
Он так и отшатнулся.
– Это не карта земной поверхности, – вырвалось у него. – Это карта человеческого разума!
Голова, окутанная вуалью, согласно наклонилась.
– Тепло, – сказала женщина. – Почти горячо.
До сих пор Шадрак к шару не прикасался. Сейчас он не без робости тронул гладкую поверхность кончиками пальцев… Чужие воспоминания хлынули мощным потоком, такого он еще не испытывал. В ноздри ударил запах жимолости, в ушах зазвенели отголоски смеха; его бросили в цветущий куст, он пытался выпутаться и чувствовал, как листья мнутся в руках. Вот он поднялся, побежал через влажную лужайку – и, споткнувшись, плашмя рухнул в траву. Мокрые травинки защекотали лицо, он обонял близкий запах земли…
Это были чьи-то воспоминания детства.
Ахнув, Шадрак отнял руки от стекла и вновь уставился в туманную сферу.
– Удивительная работа! – Он покачал головой. В его голосе звучало неприкрытое восхищение. – Я прежде не сталкивался с такой остротой передачи звуков, запахов, зрительных восприятий! Должен признаться, меня снедает любопытство: как вам удалось запечатлеть столь яркие воспоминания?
Женщина наклонилась и пальцем в перчатке погладила стеклянный шар.
– Вы сами делали карты памяти, а значит обязаны понимать: как ни старайся, люди вам рассказывают не все. Каждый хоть что-нибудь да утаит. Воспоминания ведь, как ни крути, принадлежат им. Картологу достается лишь невнятное эхо…
Шадрак передернул плечами:
– Лучше уж смутные образы, чем вообще никаких. Все карты таковы. Они показывают лишь общую картину, служат проводниками к богатствам реального мира.
– Верно, но общая картина мне была не нужна. Мне требовались воспоминания во всей их полноте.
Он вновь попытался проникнуть взглядом сквозь густую вуаль.
– Это невозможно, – сказал он. И добавил с оттенком предостережения: – А кроме того, каждый обладает своими собственными воспоминаниями.
Женщина ответила не сразу. Снова потрогала сферу перчаткой. Помедлила, отодвинулась прочь и заговорила, словно не услышав последних слов Шадрака:
– Это перестало быть невозможным. Мне удался эксперимент.
– Что вы имеете в виду?
– Воспоминания такие яркие именно из-за своей абсолютной полноты. Они от начала и до конца заключены в песчинках.
Она словно описывала что-то невероятно красивое.
Шадрак почти с ужасом рассматривал сферу.
– А… что с человеком, которому они принадлежали? Тот мальчик… или мужчина, который помнил…
– У него больше нет этих воспоминаний.
– Так вы их похитили?
Женщина повела плечиком – мол, собеседник выразился неуклюже, но суть уловил.