Стеклянная карта

Пейзаж за окнами вагона постепенно менялся. Рельсовый путь вновь отдалялся от берега океана. По сторонам замелькали стройные клены, долетел пыльный запах листьев, день-деньской гревшихся на солнце. Вот экспресс замедлил ход, приближаясь к последней станции на территории Коннектикута. Поредели деревья, и девочка увидела небольшой вокзал. Здесь ожидала поезда всего лишь горстка людей. При виде озабоченных лиц все тревоги и горести Софии разом хлынули на нее. А если Шадрак вернется домой, когда она уже будет посреди Пустошей и миссис Клэй не сможет с нею связаться?.. От таких мыслей даже в животе заурчало. София все равно ничего не могла сделать. Если Шадрак окажется в Бостоне, придется ему волей-неволей следовать за нею на юг…

Размышляя об этом, София обратила внимание на двоих мужчин, разговаривавших у вокзального здания с проводником. Она видела только их спины, но поняла, что служащий был напуган. Тощий, слабогрудый, он жался к стене, пытаясь как можно дальше отступить от своих собеседников, то теребил усы, то нервно поправлял фуражку… Один из мужчин неожиданно обернулся, окидывая взглядом платформу. Его напарник проделал то же. София так и ахнула про себя. Ее поразили их лица: с виду люди как люди, в обычной одежде, но на щеках у обоих красовались длинные полумесяцы шрамов.

– Тео! – позвала она. – Иди сюда, взгляни на тех двоих!

Проводник дунул в свисток.

Тео, успевший проснуться, слез с верхней полки и присоединился к Софии возле окна. Однако к тому времени парни со шрамами успели исчезнуть. София разочарованно вздохнула.

– Наверное, в поезд сели, – сказала она. – У них рубцы были на щеках. Вот такие! – И она провела пальцами от углов рта до ушей. – Помнится, ты говорил, что у жуликов, вломившихся к нам в дом, похожие были…

Тео устроился рядом с ней.

– Ну, если они в поезде, мы, скорее всего, их встретим. Разве что они в Нью-Йорке сойдут. И вообще, это может быть простым совпадением. Мало ли на свете мужиков со шрамами на рожах!

– И то правда, – согласилась она. Хотя на самом деле особой уверенности не испытывала.

Вытащив свой альбом, София попыталась отвлечься, рисуя путевые заметки. Однако любимое занятие, неизменно успокаивавшее девочку, на сей раз лишь разволновало ее. На каждой странице мерещился образ Шадрака. Припомнились обычные моменты их жизни вдвоем – поздние ужины, когда он засиживался за работой, походы в бостонские музеи, обсуждение покупок в книжном магазине «Атлас», мятые листки с приключениями Заводной Коры… Все это внезапно предстало чуть ли не памятником безвозвратно утраченной идиллии. Всюду будто были разбросаны цитаты из его работ, София прямо-таки слышала спокойный голос Шадрака, рассуждавшего о том, как развивался этот мир и каким он, по идее, должен был стать…

Отложив альбом, она достала дядин атлас и принялась рассеянно листать его. София, конечно, успела хорошо его изучить, но в нынешних обстоятельствах книга приобрела новую значимость. Теперь это было что-то вроде путеводителя по местам, которые ей действительно предстояло посетить. Обширная статья о Нью-Йорке подробно описывала его порт, парки и большие крытые рынки. Иллюстрации, впрочем, не передавали ни колесного грохота экипажей, ни запаха рыбы, запечатленного картами памяти.

София нашла раздел, посвященный Пустошам. Эта страна до сих пор сохранила название, данное ей первопроходцами территорий, которые простирались к югу от Нового Запада. Тамошние жители говорили на диалектах испанского; «пустые земли» означали целинные или просто заброшенные участки. Первооткрывателям было не до тонкостей; с их подачи громадную страну стали именовать Пустошами, что, конечно, совсем не соответствовало действительности. Однако название прижилось.

Главных городов было три: Нохтланд, приморский Веракрус и Ксела на юге. По мнению историков, в каждом из них во время Великого Разделения смешались выходцы из трех основных эпох. Семнадцатый век (по старому счету) сошелся здесь с двумя периодами: на тысячу лет более ранним и на тысячу – более поздним. Существовали и небольшие анклавы иных столетий, но из-за численного перевеса населения город'a получили общее именование Тройственных эпох. Тамошний народ придерживался традиционной религии, основанной на цикличности времени. Каждый цикл был узелком поклажи на спине у одного из божеств, совершавших вековечное странствие. Эти боги были уживчивыми. Они принимали жертвы и поклонение – и по возможности миловали своих приверженцев.