Стеклянная клетка

— Лучше, чем я? А почему? Потому только, что шестнадцатого апреля ты лег с нею? Ну-ну, что такое, отчего ты примолк? Тебе говорит что-нибудь эта дата?

Шандор побледнел. Полосы, оставшиеся от пощечин, кроваво пылали на его бледном лице.

— Откуда ты знаешь? — спросил он тихо, потрясение.

— Ты что же, за дуру меня считаешь? Вы же с тех пор каждое шестнадцатое число отмечаете, ты подносишь ей какие-нибудь пустячки — цветы, шоколад, почем я знаю… Дни рождения детей своих ты забываешь, о моем что уж и говорить… но шестнадцатое число, с апреля начиная, не забывал ни разу…

— Откуда ты знаешь?! — крикнул Шандор. — Кто тебе сказал это?

— Не твое дело. И другую дату назвать?

— Не интересуюсь. — Он уже не кричал. Налил себе коньяку, выпил. Его двоюродный брат бесстрастно восседал у другого стола, только глаза его то и дело перебегали с мужа на жену и обратно.

— А ведь интересно будет, — сказала Жужа. — Двадцатое ноября.

— Где еще была тогда вся эта история! — сердито засмеялся Шандор.

— Ты ошибаешься, речь идет не о прошлом ноябре. Шесть лет назад. Марта. Красивая брюнетка Марта. Я как раз на восьмом месяце была с маленьким Шани. Помнишь? Потом… восьмое, февраль… оп-па, нет, тогда я с ней только поговорила… значит, одиннадцатое. Одиннадцатого февраля она порвала с тобой. Ты целый вечер был такой печальный. Но потом ночью пришел ко мне в постель, утешиться. И, если не ошибаюсь, это тебе удалось.

— Прекрати это свинство, — простонал истерзанный муж.

— Это — свинство? — приветливо улыбнулась ему Жужа. — Свинство, что я оживляю лучшие воспоминания нашего долгого и нелегкого брака? Сейчас, в ночь прощания? Ну, что ты!.. Андреа. Помнишь ее? Андреа. Она обошлась мне в пять тысяч форинтов, ведь она была крепкий орешек, ее я боялась. А предыдущая была Вера, дуреха-блондинка, вечно от нее несло потом. Та мне была не соперница! Но Андреа была красива, она окончила университет, понимала толк и в научных твоих заботах, да и на роль душевного мусорного ведра подходила тебе вполне… Словом, из-за Андреа я вынуждена была пойти на жертвы. Я купила с рук шубу за четыре с половиной тысячи, за пятьсот форинтов скорняк привел ее в порядок…

— Ты лжешь, — сказал Шандор. Кричать у него уже не было сил. — Подло, беспардонно, нагло лжешь! Шубу она получила от американца, с которым переспала, чтоб ты знала…

— Ха-ха! Американца придумала я, у Андреа твоей фантазия-то была совсем куцая. И мой миленький клюнул, — пояснила она И́вану, — он ведь относительно верности любовниц своих очень щепетилен. Ну, потом, конечно, утешился… в моей постели. Да, американский фирменный знак на шубу скорняк пришил, так что шуба стала на десять тысяч, не меньше.

— Ты лжешь, — повторил муж хрипло и бессильно. — Ты просто лжешь…

Он опять опустился на стул.

— Лгу. Ладно. Можно задать тебе один вопрос? Что, не целовался ты под Новый год на кухне? Нет, нет, не с Андреа, с Ибойей.

— Ну и что? Думаешь, отпираться стану?

— Чего уж тут отпираться, я сама видела. По правде сказать, мне это неприятно было, — опять повернулась она к свояку, — ну, ты же помнишь, такое хорошее выдалось то рождество, так все было тепло, счастливо, по-семейному. Шандорке что-то там удалось, опытами подтвердились какие-то там его расчеты, точно не знаю, университетов я не кончала, как Андреа, но по-своему радовалась и я. А вот теперь слушай, Шандор, это будет тебе интересно! Первой Ибойечка наша догадалась, что ее И́ван плохо зарабатывает и если я пристрою его здесь, возле себя, то мало-помалу и они заживут как мы. И вот И́ван стал крутить голову мне, а Ибике разрешено было тебя немного подогреть во имя великой цели.

— Думаешь, я тебе поверю?

— Не убеждена, ты ведь дуралей, каких поискать! Да ты же сам и подбросил ей эту идейку. Она только ныла все, что у бедного И́вана, мол, на одну лишь дорогу три часа в день уходит, что бензоколонка эта, в Ракошкерестуре, — чистое наказание, заправляются там одни мотоциклисты, чаевых нет, только душу выматывает, — и ты надумал! Обещал ей поговорить со мной. Что, не так было? Правда, потом у тебя на душе кошки скребли, и целых два месяца ты был образцовым мужем и примерным отцом. А потом твой драгоценный двоюродный братец, еще одна дрянь…

— Заткнись, ты! — взревел заправщик. — Всех замарать хочешь!

— Оттого что назову вещи вслух, приятель, они не станут грязнее, чем были. Словом, твой драгоценный братец…

— Остерегись, Жужа! — процедил И́ван трусливо, но с угрозой. — Тебе это дорого встанет!

— За меня не тревожься! — резко оборвала его Жужа.

— Изничтожу! — прошипел заправщик.

— Ты?! — засмеялась Жужа ему в лицо. — Мало каши ел, понял? Словом, И́ван…

— Молчать, слышишь?! — Заправщик вскочил. — Не то… не то я… заткну твой грязный рот!

Но тут вскочил и Шандор.

— Нет, ты сядь, — сказал он спокойно, сдержанно. — Теперь уж пусть говорит!

— Ах ты щенок, паскуда, сутенер, да ты у меня сейчас кувырком отсюда вылетишь!

— Я и в детстве был сильнее тебя, — тихо произнес младший брат. — А Жужа никогда не будет мне столь безразлична, чтобы я не защитил ее.

— Ого, какой рыцарь! — смеялась Жужа.