— Свободы?! О господи, романтический юнец! Ты же совсем как тот мальчишка, который бежит из дому, потому что ему велят в одиннадцать быть в постели, и поступает в Иностранный легион. Уж там-то он поймет, что такое свобода! Ты свободен, если у тебя есть деньги! Если можешь сесть в свою машину и через два часа быть там, где только пожелаешь! Свободен, если можешь расхохотаться своему начальнику в глаза, потому что не помрешь с голоду, если он тебя выставит! Свободен, если можешь взяться за ту работу, которая тебе по вкусу, если не нужно изо дня в день тянуть постылую лямку ради хлеба насущного и можно заниматься тем, что ты считаешь своим призванием… вот когда ты свободен!
— Ты только в деньги веришь? — внезапно спросил Шандор.
Жужа ответила не сразу. Медленно сделала шаг, другой, и они опять принялись ходить по бетонной площадке туда-сюда, от колонки к колонке.
— Это реальность, — проговорила она наконец. — Деньги — реальность. И это не вера. Это опыт.
— Жужа, твои деньги — это власть, а я не могу вынести твоей власти надо мной даже при том, что люблю тебя, а я тебя люблю, только это уже не имеет значения…
— Но до сих пор выносил ведь?!
— Да. Потому что иногда восставал и верил в то, что восстаю против тебя. Но сейчас я узнал, что и этими вспышками руководила ты, ты определяла их границы.
— На что ты будешь жить? — спросила Жужа.
— Почему ты так поступала? — в отчаянии воскликнул Шандор. — Зачем делилась мною? Зачем себя унижала?
— На что ты будешь жить? — повторила Жужа вопрос.
— И меня унижала… зачем?!
— Затем, что любила тебя. Ты об этом не думал?
— Нет, думал. И как раз поэтому не понимаю. Я, если кого-то люблю, не умею делиться им — ни с кем.
— Долго и я не могла… Ну да все равно. Я хотела сохранить тебя. Боялась, что придет срок, ты станешь знаменитостью, и тогда тебе мало будет моих… денег. Я хотела быть умной.
— Тебе это удалось. Даже слишком.
— На что ты станешь жить? — в третий раз спросила Жужа ровным, бесстрастным голосом.
— Живут же другие.
— Где будешь жить?
— Сниму комнату.
— Дурак! Ты приплетешься обратно, ко мне, но я прогоню тебя.
Шандор остановился. Остановилась и Жужа.
— Ну видишь. То, что я предавал тебя, ты можешь простить — Марту, Андреа, других… но того, что я в кои-то веки пытаюсь стать на собственные ноги, ты мне не прощаешь… Ты не способна измениться… вот это и есть самая большая беда. Потому я и ухожу.
— Ступай!
— Сейчас уйду…
— Так чего же ты ждешь?!
Шандор неуверенно шагнул к жене.
— Привет, Жу…
— Чувствительного прощания хочешь? От меня? Да катись же ты к черту, пока я не вцепилась тебе в физиономию.
Шандор остолбенел. Поглядел на жену. Она высокомерию, презрительно улыбалась.
Больше он ничего не сказал. Опустил голову. Потом медленно зашагал прочь, прошел под навесом на другую сторону бетонной площадки, миновал «симку», пересек дорогу. На тротуаре снял очки, опять надел их и пригладил волосы за уши. Его стройная фигура чуть сгорбилась, но шел он ровно, спокойным, твердым шагом. И больше не оглянулся.
— Шандор, — негромко позвала его Жужа. И повторила громче: — Шандор!
Он не остановился. Возможно, не слышал. Он был уже далеко.
Потускнел и западный небосклон, побледнела луна, лишь силуэты гор еще чернели на фоне неба. С востока поднимался над домами апельсинового цвета шар. Жужа пошла назад, в контору, ее каблуки звонко процокали по бетонке.
— Он ей звонил? — накинулся на нее заправщик.
— Вот телефон, спроси Ибойю, если тебе интересно.
— Ушел? — спросил И́ван.
— Да, — просто ответила Жужа. — Совсем.
— Что?! Но почему?
— Так.
— Ну и тип! — ухмыльнулся заправщик с откровенным злорадством. — Словом, закрыта лавочка.
— Могу я попросить тебя помолчать? — проговорила Жужа устало.
Она села. Пустыми глазами уставилась прямо перед собой. Было совсем тихо.
На лице заправщика злорадная ухмылка сменилась выражением злобы и подленькой угрозы. Он вдруг посмотрел на Жужу, прямо в глаза.
— Я тебя уничтожу, — прошипел он чуть слышно.
Жужа вздрогнула.
— Что?
— Что слышишь. Я тебя уничтожу. Ты загубила мне жизнь.
— Ну и что! — пожала плечами Жужа. Его жизнь ее не интересовала.
— Я донесу на тебя в Управление… что целую ночь здесь находилось постороннее лицо и вы с ним пили.
До Жужи не сразу дошло, о чем идет речь.
— Так ты потому и не пил? — спросила она.
— Ну да! — с угрюмым торжеством ответил И́ван.
Но Жужа только расхохоталась.
— Что ж, я получу замечание, а вот тебя турнут обратно в твой Ракошкерестур. До того еще дело не дошло, чтобы наверху тебе было больше веры, чем мне!
— Я на тебя в милицию заявлю! — прохрипел заправщик.
Это вывело Жужу из оцепенения. Она опять стала прежней: уверенной в себе, твердой, готовой к борьбе.
— Ты что же думаешь — я буду сидеть да помалкивать? — спросила она свысока. — Отгрохаешь свои восемь лет как миленький.
Но глаза свояка пылали безумием.
— И пусть, — выговорил он сипло. — Ты разрушила мою семью, втянула в эти твои свинские штучки, чего ради мне теперь-то стараться? Что, кооперативную виллу строить, дачу в Тихани? Еще машину купить, да шубу, да драгоценности той, кто меня обманывает, которая мне и не нужна больше?