Стеклянная ловушка

Тепловизор, если он имеет мощную матрицу, его определяет. Единственной возможностью бороться с датчиками была бы «глушилка» всех электронных систем. Но она же будет воздействовать и на сигнал управления беспилотником, которым я намеревался воспользоваться. На всякий случай «глушилку» я все же внес в требование. Туда же записал еще и беруши для каждого бойца и для себя, естественно, тоже. Причем не обычные, в форме наушников, а беруши-вкладыши, которые прямо в ухо вставляются и не пропускают звук внутрь ушной раковины, и еще запросил пару светошумовых мин.

При использовании светошумовых мин самим пользователям для защиты от света бывает достаточно в нужный момент с силой зажмурить глаза и закрыть лицо двумя ладонями или сгибом локтя, плотно прижав к глазам. Причем второе, как мне кажется, надежнее, но это дело индивидуального вкуса и размеров носа, потому что не к каждому носу бывает возможно плотно прижать рукав.

Два года назад у меня во взводе был солдат, у которого нос выглядывал из-за угла за пару секунд до того, как показывался сам его носитель. Потом этот солдат получил ранение, естественно, в свой нос, на который не налезал ни один бронежилет, и был комиссован.

Существовала угроза и от шумовой волны. Стандартный шлем от экипировки «Ратник» имеет наушники, которые в какой-то мере уши все же защищают, но не полностью. А в тоннеле и звук будет сильнее, и свет ярче. Там все же стоит плотная темнота, которую светом просто разорвет. В темноте и свет, и звук распространяются быстрее и мощнее, как показывает практика. Возможно, об этом же говорит и физика, но я не интересовался теорией, мне хватало практики. И потому беруши, хотя они и будут создавать целый ряд неудобств во время связи, все же необходимы.

Опыт израильской армии навел меня еще на одну мысль, и я запросил себе во взвод кинолога с собакой для поиска взрывных устройств. Пришлют кинолога или не пришлют, этот вопрос на совести командования. Мое дело запросить.

Но главное оружие для «подземной войны» я нашел в материалах по второй чеченской войне, когда Российская армия стала широко применять термобарические заряды для уничтожения противника, скрывавшегося в подземных коммуникациях. И я уже без сомнений внес в свое требование пару огнеметов «Шмель-М» и для каждого из них попросил по четыре выстрела.

С самими огнеметами мои солдаты работать умели, как и с гранатометами. А «Шмель-М» по сути своей только одноразовый гранатомет, хотя и со своими особенностями. Если в простой гранатомет можно вставить гранату и произвести выстрел, то в огнемете меняется целиком вся туба.

Термобарический заряд огнемета способен захватить пламенем с жутко высокой температурой весь тоннель. Спрятаться будет невозможно даже тому, кто будет из этого огнемета стрелять, потому что термобарическая смесь наверняка будет распространяться в двух направлениях. Значит, следовало придумать какое-то приспособление для производства выстрела снаружи. А в тоннеле при этом выстрел не обязательно должен быть прицельным. Достаточно будет просто выстрелить вдоль галереи. Термобарическая смесь сама заполнит собой все пространство. Она умеет это делать лучше любого специалиста.

Это было проверено, когда во время одной из командировок мы заперли в пещерах банду террористов. Вытащить их оттуда было невозможно никакими клещами. Самим идти в пещеры — это обязательные жертвы. Пришлось применить огнемет и через какое-то время только сосчитать обгоревшие скелеты. Правда, сам я в той операции участия не принимал, но слышал много рассказов участников и очевидцев. Наверняка это сработает и у нас. Нужно только грамотно применить огнемет.

Мне показалось, что я нашел достаточно действенное средство для успешной «подземной войны». Хотя нашел его не я, а другие бойцы, воевавшие задолго до меня. Тем не менее я уже начал чувствовать себя слегка подготовленным только потому, что обобщил чужой опыт и узнал о некоторых аспектах нестандартных боевых действий. Моя задача состояла в том, чтобы привести эти действия к привычному стандарту, то есть к выполнению того, что мы умеем делать, и делать хорошо.

Я посмотрел на часы. Следовало успеть в штаб до конца рабочего дня. Мы, линейные офицеры спецназа, часто оставались со своими взводами до конца дня, практически до отбоя, а иногда и на ночь, если была необходимость. Например, обещанная ночная учебная тревога. Как правило, о предстоящей учебной тревоге заранее знали все, от офицеров до солдат. А штабные работники, что у нас в батальоне, что в других батальонах бригады, трепетно уважали рабочий день и потому могли уже скоро и по домам отправиться.

Еще раз прочитав составленное требование, я отправился к начальнику штаба.

— Максим Алексеевич у себя? — спросил я у дежурного по батальону, чтобы лишний раз не бегать по лестнице на третий этаж.

— Только что вместе с комбатом откуда-то пришли. Или у себя, или в кабинете комбата, — ответил дежурный.

— А профессор Горохов?