– Ее личико с каждым днем делается все больше похожим на алебастровую статуэтку из гостиной. Совсем неживая стала. Она явилась к нам не такой. Это Бетти виновата: они с самого начала соперничают, но особенно с тех пор, как Мануэль отдал предпочтение второй. Я не дурак, чтобы поверить, что Аннабелла привязана к нему просто как к кузену. По мне, пусть он достанется или одной, или другой – главное, чтобы остался у нас подольше: такого отменного работника у меня еще никогда не было, а с конями он просто творит чудеса! И всегда у него все ладится в руках: стоит ему один раз что-то показать, и он сразу затыкает тебя за пояс. Домик в его распоряжении; пускай выберет себе невесту, а уж я устрою ему свадьбу – загляденье!
– Да пойми ты, – отозвалась миссис Фэрбейрн, – если он возьмет одну и отвергнет другую, не миновать беды.
– Одно могу сказать, – ответил ей муж, отворачиваясь, чтобы погрузиться в сон, – сразу двух ему не видать. Жаль, конечно, но тут уж ничего не поделаешь.
После памятной вечерней беседы Мануэль всего однажды заговорил с Аннабеллой о Бетти.
– Она перестала вас донимать? – Не получив ответа, он переспросил: – Перестала, кажется? Стала лучше, обходительнее?
– Похоже, что да.
– Вот видите! – Видя ее замкнутость, он нахмурился. – Значит, все в порядке. Я же говорил, что так и будет!
Наступил сочельник. Мануэль прибрался в главной комнате своего дома, разжег камин, поставил на стол две свечи и привязал к каминной доске пучок остролиста.
Аннабелла стояла перед ним бледная и напряженная. Она явилась не для того, чтобы дать ему урок грамоты; уроки прекратились уже две недели назад, потому что все были слишком заняты приготовлениями к празднику. Она пришла вручить ему рождественский подарок. И решила сделать это с глазу на глаз, а не при всех. Аннабелла покинула ферму Скилленов с двадцатью шиллингами, от которых после покупки зубной щетки и зубного порошка, куска ткани для изготовления свадебного подарка Агнес и рождественских платочков остальным у нее осталось всего восемь шиллингов. Три дня назад она побывала в Хексэме и истратила семь шиллингов семь пенсов на вересковую трубку в футляре.
Она подала ему маленький сверток и, глядя потухшими глазами, сказала:
– Поздравляю с Рождеством, Мануэль.
– Это мне? – Он принял подарок и бережно открыл футляр. Увидев изящную трубку, он прикусил нижнюю губу и ласково проговорил: – Всю жизнь завидовал тем, кто курит такие трубки! Даже имея деньги, я никогда не позволил бы себе подобного баловства, как бы мне этого ни хотелось. Аннабелла!.. – Он схватил ее за обе руки; ей показалось, что еще немного – и он заключит ее в объятия.
Ему помешал поступить именно так ее испуганный вздох. Он окинул взглядом ее лицо, волосы, губы, заглянул ей в глаза.
– Спасибо. – Он покачал головой. – Наверное, вы истратили на нее последние деньги?
– Не последние. – Это было сказано так четко, что он как по команде отпустил ее руки. – Погодите, у меня тоже есть для вас кое-что. Вручу-ка я вам это прямо теперь. Я думал сделать это завтра, но… лучше здесь, сейчас. Обождите!
Он скрылся в спальне и появился с длинной плоской коробкой, от одного вида которой у нее расширились глаза. Подав ей коробку, он сказал:
– С Рождеством!
Видя, что она не делает попыток открыть коробку, он подбодрил ее:
– Открывайте! Разве вам не хочется взглянуть, что внутри?
Стоило ей увидеть содержимое коробки, как она зажала ладонью рот и едва не расплакалась. Медленно развернув синее бархатное платье, она приложила его к себе; потом, положив его на стол, схватила Мануэля за руки.
– Мануэль, Мануэль, какая красота! Спасибо, тысячу раз спасибо! Какая прелесть!
– Платье как платье, ничего особенного.
– Я ничего подобного в жизни не видала! – Она смотрела на него, он на нее; оба не могли не прочесть в глазах друг друга потайных мыслей.
Он усадил ее на скамеечку перед камином и тихо спросил:
– Вы переживали?
Она так же тихо ответила:
– Да.
– Вы поверите, если я скажу, что вы переживали напрасно?
Она, немного помолчав, ответила:
– Постараюсь.
Он стал поглаживать ее руку и, не отрывая взгляда от тонких пальцев, спросил:
– Вы тоскуете по прежней жизни? Хотите вернуться?
Она решила, что он не поверит отрицательному ответу, и сказала правду:
– Да, Мануэль. Но только когда меня охватывает печаль. Когда мы оказались здесь, я подумала было, что больше никогда, не буду печалиться, но в последнее время мне все Чаще бывает грустно.
– Если бы представилась возможность, вы бы туда возвратились?
– На это я с легкостью отвечаю «нет», ибо знаю, что такой возможности не представится. Миссис Легрендж очень ясно дала мне это понять.
Он вскинул глаза.
– Это вы о ком? О старой леди, наверное?
– Нет, я говорю о женщине, которую называла своей мамой. Я оказалась ей безразлична. В тот день мне было так плохо, а она так и не…
– О чем вы говорите?! – Он вскочил. – Да она с ума сходила! Она тут же помчалась в Дарэм, чтобы во всем разобраться. Потом, вернувшись и не застав вас, она погнала меня обратно в Шилдс, хотя лошади падали с ног от усталости. Там она нашла эту женщину… вашу родную мать.