Стеклянная республика

Они проезжали супермаркеты и кафе, знакомые Каре, только с вывесками, отраженными в Лондоне-за-Стеклом задом наперед, но среди этих незнакомых знакомцев попадались и магазины, которых Кара раньше не видела. Например, магазинчик с серебряной на черном вывеской, демонстрирующей бестелесную улыбку. Девушка потрудилась «перевести» отзеркаленную надпись: «Фалкрум и Скрутт: Агенты Красоты». В витринах стояли фотографии женщин в сверкающих побрякушках с кривыми носами или большими розовым родинками на щеках. Центр экспозиции занимал миниатюрный сундучок, где, уткнувшись в мягкую бархатную подкладку, лежали три элегантно расположенных правых уха разного оттенка.

Они проезжали мимо узкого переулка, и Кара впилась в него внимательным взглядом, чувствуя, как сжимается горло. «Каттнер-клоуз, EC1», – гласил эмалированный знак. Название, как и саму улицу, Кара не узнала.

А должна была.

В своем Лондоне Кара миллион раз блуждала туда-сюда по этим тротуарам по дороге в папин офис или обратно; они стали дополнением сети ее тайных проходов, ее мира.

По телу пробежал холодок, и девушка завертелась из стороны в сторону, глядя в окна. На нее обрушивалось все больше и больше непривычных деталей, все больше и больше неправильностей: пропавший магазин, или здание, здесь стертое с лица земли, но по-прежнему стоящее в Лондоне; ряд фасадов не прерывался там, где следовало находиться Годлимен-стрит. Это отражение Лондона оказалось не просто искаженным, а местами перестроенным, топографически измененным.

«Он не соответствует», – поняла девушка, и желудок скрутило. Она рассчитывала, что Лондон, который она знала, послужит картой Лондона-за-Стеклом, но просчиталась. А без карты Кара не имела понятия, как найти Фростфилдскую среднюю школу – если она здесь вообще существовала.

В городе с восемью миллионами жителей и площадью более шести сотен квадратных миль комната с кровавым отпечатком руки могла оказаться где угодно.

«Двадцать одни сссутки, – прошептал маслянисто-шелковый голос Джонни Нафты у нее в голове. – Двадцать одни».

Водитель продолжал украдкой посматривать на Кару, а потом снова отводил взгляд. Вот он, откашлявшись, открыл рот, словно собирался что-то сказать, но в последний момент передумал. Почесал затылок и громко вздохнул, потом покрутил зеркало заднего вида, пока не поймал ее отражение. Самой девушке оно его не показало.

– Слушайте, вы в порядке? – спросила Кара.

– Ох, разорви меня граната! – начал он. – Я что, пялился? Ох, Богово Зеркало, простите… извините, мэм, я просто… – водитель стушевался и даже слегка сник на своем сиденье. – Простите меня? – смущенно спросил он.

Кара моргнула:

– За что?

– Ну, за мою лексику, леди Хан, прежде всего… знаю, я не должен разговаривать с Зеркальной Графиней подобным образом… просто…

– Да?

– Ну, просто я так рад, мэм, – его улыбка выглядела вороватой, словно улыбнуться Каре считалось вольностью, которую простой водитель едва ли мог себе позволить. – Конечно, все рады, но особенно мы с женой. Спасибо Маго, что те Безликие отбросы не сделали… ну, то, что все говорили.

– Э-э… спасибо… – пробормотала Кара.

– Ох, без проблем, мэм. Мы так от вас фанатеем. Да я просто ни одного человека не знаю, кто бы не фанател.

– Уверена, что такие найдутся, – в недоумении рассмеялась Кара.

– Конечно, нет, – улыбаясь, возразил водитель. – С таким-то лицом? Если позволите, мэм, да кто вас не любит? И не только из-за внешности… хотя ясно, что она важна и так свежа, если позволите. Со всеми этими простроченными щеками и швами, последнее время вошедшими в моду, здорово знать, что кто-то выглядит гораздо круче, но…

– Но?..

– Ну, всем нам кажется, что мы вас знаем.

– А вы знаете? – Кара ощутила щемящее чувство, что водитель знает девушку, за которую ее принимает, лучше нее.

– О да, мэм, – кивнул он. – Лицо Стеклянной Лотереи? Особенно сейчас, в преддверии Ночи Розыгрыша, когда вы и в телике и везде, кажется, что я вижу вас чаще собственных детей! Не то чтобы нам это не нравилось, конечно, – поспешно добавил он. – В смысле, вон – взгляните на них.

Он ткнул большим пальцем в окно, и Кара выглянула на улицу.

Неровная очередь подростков растянулась, должно быть, ярдов на сто от невзрачной двери.

Неоновые трубки над притолокой свернулись в слово: «яаньлепьлакС». Рядом с дверью к кирпичам была прикреплена фотография улыбающейся леди Парвы Хан, распечатанная на листе А4.

– Некоторые занимают очередь с вечера. Чтобы изменить внешность, – любезно объяснил водитель. – Я видел, какими они выходят. И это еще дешевое заведение, правит не слишком хорошие шрамы, и все равно вон какой хвост. Моя маленькая дочурка умоляет об этом уже не одну неделю, но мы не можем себе этого позволить, и вообще, может, я старомоден, но, мне кажется, девять – слишком нежный возраст, чтобы резать лицо. Я все обещаю ей, что через годик…