Стеклянная свадьба

– Однажды я сняла телефонную трубку и позвонила ему на работу. Я не разговаривала с ним шесть лет и не имела ни малейшего представления, как он живет. Я знала, что та его связь закончилась, но не знала, появилась ли в его жизни еще какая-нибудь женщина. Я не представляла, что ему сказать. Знаете, так бывает: ты на что-то решился и понимаешь, что если не сделаешь этого прямо сейчас, сию же секунду, то никогда уже не сможешь. Меня с ним сразу соединили, и я страшно нервничала. Сердце у меня ушло в пятки, пока в трубке раздавались гудки. А потом я услышала его голос и просто сказала: «Марк, это Джилл». Так и сказала. На мгновение наступила тишина, и я подумала, что совершила ужасную, ужасную ошибку и буду жалеть всю оставшуюся жизнь. А потом вдруг он произнес: «Джилл, скажи мне, где ты, и оставайся на месте – я сейчас же выхожу». С тех пор мы не расставались ни на один день.

– И как вы живете теперь? – задал вопрос Джон Пил.

Наступила пауза, я услышала стук когтей Грэма по линолеуму и почувствовала у себя на коленях его тяжелую теплую голову.

– Ну, я бы солгала, если б сказала, что мы живем лучше, чем прежде, – заговорила женщина. – Конечно, было бы лучше, если бы он никогда мне не изменял. Но теперь все по-другому. Да, мы починили наш брак, – продолжала женщина, а я гладила Грэма по голове. – Конечно, остались рубцы, но это тоже часть нашей истории, того, какими мы были, и мы понимаем это.

Теперь я разглядывала фотографии Грэма. Вот он лежит на коленях у Питера, вот ловит теннисный мячик на лужайке – чуть ли не на два метра взлетает в воздух, изогнувшись винтом, а дети визжат от восторга и хлопают в ладоши. Я перевернула страницу и увидела свою фотографию. Ничего интересного. Я просто глажу Питеру рубашки. Не знаю, с чего он вдруг решил сфотографировать меня – должно быть, взял фотоаппарат, подчиняясь внезапному порыву. Я смотрела в объектив и смеялась – по-моему, это было осенью 99-го года. До того, как у Питера начались нелады на работе. Когда все еще было хорошо. Глядя на эту фотографию, я вдруг увидела на своем месте Энди: это она гладит Питеру рубашки и смеется. Мне была нестерпима мысль о том, что она что-то делает для него. Кладет его одежду в стиральную машину. Или трет ему спину в ванне. Мне была непереносима мысль, что она знает о Питере все до мелочей, как знала я. Например, то, что у него не хватает мизинца на левой ноге, или то, что он любит группу «Gladys Knight & The Pips». Мне была непереносима мысль, что она делит с ним бессчетное множество домашних дел, тогда как всегда, всегда это делала я. Я поняла, что наша семейная близость, наша общая жизнь останется только на таких вот выцветающих фотографиях. Под конец программы снова поставили песню Дина Мартина. У меня сжалось горло и заныло в груди. Теперь я смотрела на фотографию, где мы с Питером вдвоем в саду за домом, снятую в прошлом мае. Мы сидим на скамейке, он обнял меня, а я опустила голову ему на плечо. Муж и жена. Снимок задрожал перед глазами, расплылся, и крупные, обильные слезы жалости к самой себе заструились по моему лицу. Любовь и жизнь на двоих одна. Заскулил Грэм – он не выносит, когда я плачу. Пес встал лапами мне на колени и потянулся, чтобы лизнуть в лицо. Так создаются воспомина-ания. Вот именно, с горечью подумала я. На всех этих снимках мы вместе. Вместе. Но скоро этого не будет. Из груди вырвалось мучительное рыдание. Потом еще.

– Питер, Питер, – пробормотала я.

Во время развода чувствуешь себя полностью выбитой из колеи. Эмоции, одна противоречивее другой, захлестывают с ног до головы. Ты уже просто не веришь самой себе.

– Тебе не нужно давать волю своим чувствам, – сказала мне Лили неделю спустя в маникюр-баре на Мэддокс-стрит. Здесь ей еженедельно делали маникюр. Дженнифер Анистон с ворчанием устроилась у меня на коленях.

– Ты чувствуешь себя подавленной не потому, что хочешь вернуть Питера, – заметила она, когда мы уселись на табуретах розового, как мебель Барби, цвета за столиком зигзагообразной формы. – Тебе не по душе мысль о том, что он будет с другой.

Мне такое не приходило в голову, но после слов Лили я заколебалась: может быть, она и права.

– Обычный психологический синдром, – продолжала подруга, а маникюрша, вернее, как здесь было принято называть, «специалист по ногтям» быстро снимала с ее ногтей старый лак цвета «Rouge Noire».[101] Ее ногти так давно не видели дневного света, что стали какими-то зловеще желтыми. – То есть на самом деле Питер тебе не нужен, – добавила Лили.

– Думаешь, не нужен? – усомнилась я.

– Не нужен, – повторила Лили. – Но ты не хочешь, чтобы он достался Энди.

– Вот это уж точно.

– Вот почему ты была так расстроена всю неделю – ведь он уехал с ней в Штаты.

Я тут же представила, как Питер и Энди катаются на катере, быть может в Чесапикском заливе, или поднимаются в горы по тропке.